Странствующий цирк вампиров

— Но сначала ты у меня отсосешь.

Сначала я думал, что он так шутит. Но тут он расстегнул молнию на джинсах. Наступая на Расти, сунул руку в ширинку, и у меня внутри все похолодело, потому что все оборачивалось даже хуже, чем я мог себе представить. Потому что если он устроит это извращение над Расти, то потом они примутся и за нас с Фиби, а потом им, наверное, придется нас убить, чтобы мы никому не рассказали.

В двух шагах от Расти Скотти достал из штанов свое хозяйство и велел:

— Давай, вставай на коленки и разевай рот, — и тут Фиби всадила стрелу ему в ногу.

Острие пробило джинсовую ткань и погрузилось глубоко в правое бедро Скотти. Он завизжал, дернулся и обхватил руками место около торчащей стрелы. Запрыгав на здоровой ноге, он споткнулся и упал на бок, тяжело грохнувшись о землю, снова завизжав, когда осколки стекла воткнулись в его тело.

Вместо того чтобы напасть на нас, Тим и Шлепок замерли на месте. С ужасом на физиономиях они смотрели то на Скотти, то на Фиби. Видимо, в их сознании просто не укладывалось, что кто-то посмел подстрелить их «крутого» приятеля. Особенно трудно им было поверить в то, что это сделала тощая девчонка с луком и стрелами.

— Хватайте ее, ребята! Хватайте их всех! — выкрикнул извивавшийся на земле Скотти.

К тому времени Фиби успела положить на тетиву новую стрелу. Так что когда Тим и Шлепок повернулись к ней, она подняла лук и прицелилась прямо в лицо Тиму.

Он закрыл лицо руками и завопил:

— Нет, не надо, я сдаюсь!

Она перевела прицел на Шлепка, отчего он издал что-то вроде: «Й-яй!» — и вздернул руки к небу.

— Лежать, — скомандовала Фиби.

— Чего? — тупо промычал Шлепок.

— Ложись на землю.

Он посмотрел на нее так, будто хотел что-то сказать, но передумал и грохнулся на колени.

— На землю, — повторила Фиби. — Ложись.

Он оглядел почву перед собой. Она поблескивала от осколков стекла, к тому же рядом была парочка змеиных нор. Следуя приказу Фиби, ему бы пришлось лечь прямо на них.

Его потное лицо покраснело еще больше, чем обычно.

— Слушай, — сказал он. — Ну че ты. Я же ничего не делал.

— Ложись, — сказала Фиби.

Не знаю, что подействовало на него сильнее: бритвенно-острый наконечник стрелы в паре дюймов от его носа или выражение глаз Фиби. Упершись руками в землю, он осторожно уложил трясущееся тело прямо на стекло и змеиные норы.

— И не двигайся, — велела Фиби. Потом повернулась к Тиму. Он шарахнулся от нее.

— Я хочу свою стрелу обратно.

Тим посмотрел на Скотти, лежащего на боку, и на стрелу, торчавшую из его ноги. Скотти тихонько всхлипывал, двигалась только его грудная клетка, когда он делал вдох или выдох. Скорее всего, он боялся шевелиться, чтобы не пораниться еще сильнее о валявшиеся кругом осколки.

Сморщив нос, Тим повторил:

— Твою стрелу?

— Да, именно эту.

— Как же я.

— Выдерни ее.

— Но.

И тут Скотти заговорил. Тихим голосом, дрожащим от ярости или боли, он произнес:

— Только попробуй тронуть эту ебаную стрелу, и я сожру твое сердце.

— Но.

— Я убью твою мать и трахну твою сестру. Я…

Посмотрев на него с отвращением, Тим наклонился и выдернул стрелу. Скотти завопил, схватился за рану и свернулся калачиком.

Фиби сняла стрелу с тетивы и положила ее в свой старый потертый колчан.

Тим передал ей вторую стрелу.

— Спасибо, — сказала она и помахала ею нам с Расти. Стальной наконечник выглядел так, будто его макнули в красную краску. Пара капель упала на землю. — Моя счастливая стрела, — сказала Фиби.

Не потрудившись обтереть наконечник, она сунула стрелу в колчан.

— Ты тоже ложись, — сказала она Тиму.

Без возражений и колебаний он растянулся на земле.

Нам с Расти Фиби сказала:

— Думаю, на сегодня хватит стрельбы по мишеням. Пошли домой.

Я подошел к мишени, вынул стрелы из глаз и носа Эйхмана и отдал их Фиби. Потом подобрал картонную коробку.

Скотти, Шлепок и Тим лежали на земле.

Мы пошли прочь, Фиби впереди, мы — по бокам.

Они не пошевелились.

Когда мы отошли достаточно далеко, но так, что троица на земле еще могла нас слышать, Фиби выкрикнула:

— Мы ничего не расскажем, если вы не расскажете!

Они никогда ничего не рассказали.

Мы тоже.

Уйдя уже далеко в лес, мы нервно смеялись, мотали головами, хлопали друг друга по плечам и повторяли Фиби: «Вот это да!» и «Ну ты даешь!» почти что тысячу раз.

А потом я увидел слезы в ее глазах.

И тогда мои глаза защипало, и я разревелся.

Я не знаю точно, из-за чего именно мы все расплакались, но полагаю, что на то имелась масса причин. Скорее всего, дело было в страхе и преданности, храбрости и трусости, унижении и гордости. А также в радости выживших, я полагаю.

Уж точно мы не стали бы оплакивать раны, полученные Скотти и его приятелями.

Кстати, после этой встречи на поле Янкса, они перестали быть приятелями. Они старались держаться подальше друг от друга, и по-настоящему опасались меня, Расти и Фиби.

Они так боялись ее, что никогда даже не решались смотреть в нашу сторону. И несколько раз, спустя месяцы после происшествия, я замечал, как кто-нибудь из них переходил улицу или менял направление, лишь бы не встретиться с нами — и при этом Скотти здорово хромал.