Странствующий Цирк Вампиров

– Спасибо, – Фиби помахала ею нам с Расти. Стальной наконечник выглядел так, будто его макнули в красную краску. Пара капель упала на землю. – Моя счастливая стрела, – объяснила Фиби.

Не потрудившись обтереть наконечник, она сунула стрелу в колчан.

– Ты тоже ложись, – приказала она Тиму.

Без возражений и колебаний тот растянулся на земле.

Затем Фиби обратилась к нам с Расти:

– Думаю, на сегодня хватит стрельбы по мишеням. Пошли домой.

Я подошел к мишени, вынул стрелы из глаз и носа Эйхмана и отдал их Фиби. Потом подобрал картонную коробку.

Скотти, Шлепок и Тим лежали на земле.

Мы пошли прочь, Фиби впереди, мы – по бокам.

Те трое не пошевелились.

Когда мы отошли достаточно далеко, но так, что троица на земле еще могла нас слышать, Фиби выкрикнула:

– Мы ничего не расскажем, если вы не расскажете!

Они никому ничего не рассказали.

Мы тоже.

Уйдя уже далеко в лес, мы нервно смеялись, мотали головами, хлопали друг друга по плечам и повторяли Фиби: «Вот это да!» и «Ну ты даешь!» – почти что тысячу раз.

А потом я увидел слезы в ее глазах.

И тогда мои глаза тоже защипало, и я разревелся.

Я не знаю, из-за чего именно мы все расплакались, но полагаю, что на то имелась масса причин. Скорее всего, дело было в страхе и преданности, храбрости и трусости, унижении и гордости. А заодно – в радости выживших.

Уж точно мы не стали бы оплакивать раны Скотти и его приятелей.

Кстати, после этой встречи на поле Янкса они перестали быть приятелями. Они старались держаться подальше друг от друга и по-настоящему опасались меня, Расти и Фиби.

Они так ее боялись, что никогда даже не решались смотреть в нашу сторону. И несколько раз, спустя месяцы после происшествия, я замечал, как кто-нибудь из них переходил улицу или менял направление, лишь бы не встретиться с нами – и при этом Скотти здорово хромал.

Через неделю после этой тренировки на поле Янкса Фиби победила в лучном состязании (в юношеской секции) в честь Четвертого июля, завершив его поразительным выстрелом, который заставил бы завидовать даже Робин Гуда.

Она, конечно же, выстрелила своей счастливой стрелой.

И выиграла кожаный колчан ручной работы.

Глава 26

По сторонам от колчана были видны завязки купальника Слим, полоски пластыря и голая загорелая кожа до самого пояса красных шортов Ли.

Идя за Слим к двери ее спальни, я был поглощен тем, как она выглядит, и воспоминаниями о том лете, когда она выиграла свой колчан, и совершенно не обращал внимания ни на что другое.

Едва выйдя в коридор, Слим остановилась.

– Что? – спросил Расти.

Как будто он не знал.

Слим шикнула на него и шагнула через коридор в спальню матери. Мы вошли следом, встали рядом и уставились на царящий там беспорядок. На шкафу все еще была лужа воды с поблескивающими в ней кусками стекла. Ковер выглядел сухим, но опасно щерился длинными осколками вазы. Среди них лежало несколько ярко-желтых лепестков, как будто их откуда-то занесло ветром.

Самих цветов не было.

Сначала я подумал, что мы с Расти их выкинули.

Потом вспомнил, что мы их не трогали.

У меня по затылку пробежал холодок.

Мы с Расти посмотрели друг на друга.

Он, конечно, тоже заметил, что розы пропали…

– Лучше бы нам отсюда убраться, – прошептал он.

Не обращая на него внимания, Слим обогнула осколки на ковре и медленно прошла по комнате. Мы шли за ней. Так как обе ее руки были заняты луком и стрелой, она стояла наготове, я заглянул под кровать, а Расти распахнул дверь шкафа. Когда Слим направилась в ванную, я последовал за ней.

В ванной пахло цветами, но не было ни следа пропавших роз.

И ни следа незваных гостей.

Обернувшись, Слим отвела стрелу в сторону от меня, посмотрела мне в глаза и беспокойно улыбнулась. Потом мы вышли из ванной.

Расти явно был рад нас снова видеть.

Следующие десять или пятнадцать минут – хотя, может, прошел и час – мы обыскивали дом.

Все были на нервах.

В некоторой степени я чувствовал облегчение. Из-за того, что в доме побывал кто-то другой, Слим никогда не узнает о нашем с Расти визите.

Но это облегчение дорого стоило.

Кто-то еще был в ее доме, бродил по пустым комнатам, стоял у ее постели. Кто-то взял «Дракулу» с полки над ее кроватью и жевал книгу. Кто-то забрал цветы из спальни ее матери.

Сжевать книгу мог только безумец.

Забрать розы могла женщина. «Или монстр Франкенштейна», – внезапно подумал я, вспомнив улыбку Карлоффа, когда девочка протянула ему цветок.

Пока мы бродили по всему дому, поднимались и спускались по лестницам, заходили в каждую комнату, открывали каждую дверь, заглядывали под и за мебель, проверяли каждый угол, достаточно просторный, чтобы кто-то мог там спрятаться, я молился, чтобы мы никого не нашли.

Я ужасно разнервничался.

Каждую секунду я ожидал, что на нас кто-нибудь бросится.

Может быть, Джулиан Страйкер. Или Валерия (хотя я ни разу ее не видел). Или кто-нибудь из их одетой в черное команды.

Может быть, еще и с копьями.