Странствия Варлафа

С мужиками Тома катастрофически не везло. Плакала ли она по этому поводу в своей спальне, в которой и обои и мебель сохранились еще с тех времен, когда была жива мама? Обои в цветочек, стенка периода первоначального накопления капитала, широкая кровать… Зеленый полосатый плед, ужасно кусачий! Он откинут в сторону. Абиссинская кошка Сонька вытянулась на его краешке, и пытается когтями выдрать страницу из аляповатого журнала, который упал на Томины колени. Моя подруга спит, длинные ресницы вздрагивают во сне, черные волосы раскиданы по подушке. Она похожа на Пандору, еще не ведающую о своей шкатулке. У нее красивое и печальное лицо несчастливой женщины. Красивое, печальное и светлое…

Абиссинка Сонька вдруг зашипела и, вскочив, изогнула спину. Журнал с грохотом свалился с Томиных коленок, полускрытых толстым халатом. Я с изумлением обнаружила, что могу поднять глаза выше — на ее лицо. У нее огромные, как у Соньки, черные глаза. И эти глаза с ужасом смотрят на меня. Ее губы шевелятся, но слов я не слышу. Могу только прочесть по ним свое имя.

— Как мне выбраться отсюда? — кричу я, едва не тычась носом в зеркало. — Как мне вернуться домой?

На лицо мне сыпется пыль. Пытаясь удержать в фокусе ее губы, повторяющие мое имя, я чуть приподнимаю зеркало, и вижу в отражении кромку утеса, из-за которой выглядывает рыжая морда. Бесшумный удар молнии испепеляет демона в мгновение ока, но камень, сброшенный им, уже летит прямо на меня. Забыв о Томе, чье лицо еще можно различить в призрачной дымке внутри рамы, я, как завороженная, смотрю на этот камень. В него ударяет молния, чуть сбив с курса, другая разносит его в клочья. Какая-то темная масса падает на меня — я едва успеваю прижать зеркало к груди, и клубы пыли и мелких камней засыпают меня с головой… Темнота. Тяжесть…

* * *

Тяжесть. Жар мужского тела. Я не могу пошевелиться под ним. Не могу дышать. Это пыль забила мне нос и рот! Чтобы чихнуть, мне нужно сделать вдох, но на моей грудной клетке словно лежит стальная плита. Я вновь пытаюсь пошевелиться, и плита вдруг сдвигается. Сыпятся камни и песок — надо же, как много! Ноют пальцы — витой рисунок с рамки зеркала отпечатался на коже глубокими красными полосками.

— Жива? — слышу знакомый голос.

Глаза открыть не могу — слишком много песка на лице. Я киваю и чихаю одновременно. Грубые пальцы расцепляют мои, намертво вцепившиеся в зеркало. Одной рукой я отчаянно тру глаза, другой по-прежнему не отпускаю зеркало. Варлаф перестает его отнимать, откатывается в сторону, садится, как давеча я — опершись спиной о камень утеса. Я промаргиваюсь, отряхиваюсь, кашляю. Противная пыль забилась всюду — за воротник, под камзол, за голенища сапог. Вокруг меня лежат разбросанные куски валуна, щебень. А камешек-то был здоровый!

Варлаф лениво отряхнул колени, вытащил меч, протер ладонью.

— Можешь не отвечать насчет зеркала, — заметил он, — и так все понятно! Интересно, если бы оно было у меня, Ацуца пыталась бы убить меня столь же настойчиво?

Я встала, продолжая отряхиваться. Посмотрела вниз — на веселые крыши города, простите, поселка городского типа.

— Нельзя мне в Суммон! — тоскливо сказала я. — Ты иди один. Если, конечно, не решил отнять у меня зеркало силой и отдать ей!

Варлаф усмехнулся, убрал меч, поднялся. Протянув руку достал из ножен мой кинжал, подул на него.

— Оружие всегда держи в чистоте! — наставительно произнес он. — Все остальное неважно! Планы меняются. Попробуем переправиться на тот берег сегодня.

Он поднял с земли свой ранец, порылся в нем, достал бутылочку.

— Пей. Два глотка. Это позволит тебе не спать до рассвета. А там что-нибудь придумаем. Сейчас спустимся по откосу, смотри под ноги. По тракту в Суммон не пойдем. Когда наступит темнота, украдем лодку и переправимся на тот берег.

Я накрыла его руку своей.

— Почему? — спросила, пытаясь заглянуть в его глаза. — Почему? А как же твоя награда?

Он раздраженно сунул мой кинжал мне в руки.

— После поговорим! Следуй за мной, чародейка!

И, закинув ранец за спину, соскочил с гладкого полотна тракта в густые, понижающиеся к берегу заросли кустарника.

Спуск был крутым. Варлаф, несмотря на свои размеры, умудрялся как-то просачиваться сквозь густую поросль, не издавая ни звука. За мной же сломанные ветви повисали, словно за стадом буйволов. Становилось темнее. Солнце опускалось прямо на глазах. Вот уже только краешек его завис над черной кромкой леса и через мгновение канул камнем в мутные воды Улльса, смешав их напоследок с сукровицей.