Той ночью я спал. На следующее утро позавтракал с Шутом, а потом получил приглашение на игру с Интегрити и Проспером. Мне не хотелось идти, но они бы не позволили мне отказаться. Я знал, что они желали мне добра и надеялись отвлечь от моего горя. Я надел вычурный наряд, с собой у меня не было спрятанных ножей или ядов. Я бросал кости, сделанные из нефрита и красной железной руды, и сильно проигрывал в азартных играх, которым никогда не учился. Я делал ставки маленькими серебряными монетками, а не медными, которыми играли в тавернах моей юности. Тем вечером я вернулся навестить Шута и обнаружил, что Нед уже там, развлекает Эша и Пера очень глупыми песенками. Я сидел и слушал с веселым выражением на лице.
Решения. Нет. Решение. Шут был прав. Если я не выберу, что делать с тем, что осталось от моей жизни, это решит кто-то другой. Я чувствовал себя рудой, которую растерли в порошок и разогревали до тех пор, пока она не расплавилась, чтобы можно было вылить ее в форму. А теперь я затвердевал во что-то, чем я никогда раньше не был. Мое осознание, чем я буду, медленно снисходило на меня, это было похоже на то, как бесчувствие постепенно проходит после тяжелого удара. Неуклонно. Мои планы формировались бессонными ночами. Я знал, что мне нужно сделать, и, отстраненно анализируя, я знал, что буду делать это один.
Прежде, чем я начну, мне нужно закончить, сказал я себе. Поздно ночью я обнаружил, что кисло улыбаюсь, вспоминая, как Шут заканчивал свою роль лорда Голдена. Его план побега прошел не совсем так, как он предполагал. Ему пришлось, очертя голову, спасаться от кредиторов. Мой уход, решил я, будет более плавным. Более доброе исчезновение, чем его.
Я постепенно двигался на ощупь к своеобразному нормальному состоянию. Я смотрел на каждого человека, которого собирался оставить позади, и тщательно взвешивал, что ему нужно, также, как я готовился к своему предприятию. Я сдержал свое слово Шуту: я привел Эша на тренировочную площадку и передал его Фоксглав. Когда она потребовала для него подходящего по размеру партнера, я привел Персиверанса, и она начала с ними тренировки на деревянных мечах. Фоксглав раскусила маскировку Эша гораздо быстрее меня. На второй день занятий с мальчиками она отвела меня в сторону и двусмысленно спросила, не заметил ли я ничего "странного" в Эше. Я ответил, что знаю, как не совать нос в чужие дела, на что она улыбнулась и кивнула. Если она как-то и изменила обучение Эша, я этого не заметил.
Я передал свою гвардию на попечение Фоксглав. Несколько оставшихся роустеров приняли ее суровую дисциплину и начали приносить пользу. Она потребовала, чтобы они отказались от цветов роустеров и смешались с моей гвардией. Я частным образом попросил ее предоставить им выполнить особые задания, которые могли потребоваться лорду Чейду. Его сеть шпионов и посыльных, бегающих с поручениями, рассыпалась, и я задавался вопросом, не понадобится ли ему собственная гвардия, нечто, чего старый убийца так себе и не завел. Она серьезно кивнула, и я оставил это в ее умелых руках.
В следующий раз, когда Проспер и Интегрити пригласили меня на игру, я ответил приглашением на тренировочный двор, где оценил своих кузенов. Они не были изнеженными замковыми котами, как кто-то мог подумать, и там, деревянный клинок против деревянного клинка, я начал узнавать их как мужчин и родственников. Они были хорошими мужчинами. У Проспера была возлюбленная, и он ждал, когда ее объявят его нареченной. Интегрити не выдержал бремени короны будущего короля, и дюжина леди соперничала за право прокатиться с ним на лошадях, поиграть и выпить. Я передал им сколько смог из того, чему научил меня Верити. Я стал для них взрослым наставником, возрастом старше их отца, тем, кто рассказывал им истории об их деде, которые, я считал, им стоит услышать.
Я позволил себе и собственные прощания. Зима в замке перенесла меня назад в дни моего детства. Если бы я захотел, я мог бы присоединиться к элегантно одетым и надушенным лордам и леди, бросающим кости или играющим в другие азартные игры. Их развлекали певцы из Джамелии и поэты с Пряных Островов. И все же мне больше нравилось сидеть перед Большим Очагом, где охотники оперяли стрелы, а женщины приносили свою пряжу и кружева. Там рабочий народ замка занимался своими делами в свете огня и слушал молодое поколение менестрелей или наблюдал, как ученики бесконечно репетировали свои кукольное представления. Когда я был мальчишкой, даже бастарда хорошо принимали здесь.
Я утешался здесь, тихо приходя и уходя, наслаждаясь музыкой, неловким флиртом между молодой челядью, проделками мальчиков и девочек, мягким огнем и медленным течением жизни. Несколько раз я видел Эша и Персиверанса, и дважды Спарк, издалека наблюдающую за другом Эша с мечтательным выражением на лице.