Следующие сутки после побега от Двалии, нам с Шун пришлось тяжело. В первую ночь мы примостились под деревом, содрогаясь от холода и страха. Вокруг ствола огромной ели снежные сугробы создали подобие колодца, внутри которого землю устилала толстая подстилка из опавшей хвои. Согнутые вниз ветви укрывали нас, как шатер. Мы не могли скрыть следы, которые вели в наше укрытие, оставалось только надеяться, что никто не станет нас искать.
Издалека доносились вопли, гневные крики и странные звуки, которые я поначалу не могла распознать.
– Неужели это звон мечей?
– У бледных мечей не было.
– Может, они их украли.
– Сомневаюсь. Сюда. Постели на землю свой плащ, чтобы мы на него сели, а сама залезай ко мне на колени. Я укрою нас обеих своим плащом. Так нам будет теплее.
Я удивилась не только великодушию Шун, но и тому, что эта мысль вообще пришла ей в голову. Когда мы устроились, я спросила:
– Где ты этому научилась?
– Однажды, когда я была совсем маленькой, мы с бабушкой возвращались из гостей. Колесо кареты попало в выбоину и сломалось. Была зима, ночь, а наш кучер ускакал за помощью. Она укрыла меня своим плащом, чтобы я не замерзла, – проговорила Шун мне в макушку.
Что ж. В детстве у нее были добрая бабушка и карета.
– Значит, не вся твоя жизнь была ужасна.
– Да. Только последние четыре-пять лет.
– Жаль, что тебе было плохо, – вздохнула я, и к моему удивлению, это была правда. В этот миг мы словно стали ровней, как будто я повзрослела, или она стала младше.
– Шшш, – предостерегла она, и я тут же замолкла. По ночному лесу все еще разносились гневные вопли. Раздался пронзительный крик. Казалось, это никогда не закончится. Я уткнулась лицом в плечо Шун, и она крепче обняла меня. Несмотря на то, что мы тесно прижались друг к другу, все равно было холодно. Мне казалось, что мы – упрямый орех, который громадный темный лес старается расколоть морозом. Донесся стук копыт, и, хотя лошадь проскакала вдалеке, я задрожала от страха. Я ожидала, что в любую минуту калсидийцы найдут нас, схватят и потащат обратно, и на этот раз белая женщина нас не защитит. Или явятся Винделиар с его туманом и Двалия с ее ласковыми, но жестокими руками, и заберут нас обратно к Служителям. Я зажмурилась изо всех сил, жалея, что не могу не слушать звуки, долетающие до нас.
– Надо постараться поспать, – прошептала я. – А завтра уходить как можно быстрее и дальше.
Шун прислонилась спиной к дереву.
– Спи, – ответила она. – Я посторожу.
Я сомневалась, что в этом был смысл. Если они найдут нас, удастся ли спастись? От одного или двоих, может быть, получится убежать. Или дать им отпор, убить. Я дрожала от холода, но каким-то образом все равно уснула.
Среди ночи я проснулась от того, что Шун трясла меня.
– Слезь с меня. У меня затекли ноги! – буркнула она мне в ухо.
Мне не хотелось слезать с ее колен. Когда я пошевелилась, плащ распахнулся, и крохи тепла, которые мне удалось сберечь, улетучились. С тихим стоном она поменяла позу.
– Сядь рядом, – велела Шун. Она стянула один из рукавов своего белого мехового плаща, я нырнула под его полу, сунула руку в пустой рукав, и почувствовала, что она обняла меня. Мне совсем не нравилось сидеть на жесткой промерзшей земле. Я потянула свободный край своего плаща и накинула его поверх нас. Мы съежились. Ночь стала холоднее, темнее и тише. Ухали совы. Я снова провалилась в беспокойный сон.
Когда я проснулась, меня колотила дрожь, пальцы на ногах онемели, а спина окостенела. Я спала, зарывшись лицом в мех плаща, но одно ухо все же замерзло и болело. Утренний свет сочился сквозь заснеженные ветви, под которыми мы ютились ночью. Я напряженно прислушалась, но различила только утреннюю птичью перекличку.
– Шун? Ты проснулась?
Она не пошевелилась, и в приступе ужаса я подумала, что она могла замерзнуть насмерть.
– Шун! – я не сильно, но настойчиво потрясла ее. Она резко вздернула голову, уставилась на меня, не узнавая, а потом пришла в себя.
– Слушай! – выдохнула она.
– Ага, – я говорила тихо: – Ничего, кроме птичьего пения. Думаю, надо выбираться и бежать как можно дальше.
Мы неуклюже поднялись. Выпрямиться под ветвями не удавалось. Мне было нелегко выбраться из ее теплого плаща и еще сложнее вытянуть из-под Шун свой собственный и надеть его. Он был ледяным, и в него набилось множество еловых иголок. Внезапно мне захотелось есть и пить.
Я первая вылезла из-под дерева, Шун выкарабкалась вслед за мной. Зимний день оказался таким ясным, что я зажмурилась. Потом подняла пригоршню снега и положила его в рот – талой воды оказалось на удивление мало. Я наклонилась, чтобы загрести еще.
– Бери понемногу. Иначе ты еще больше замерзнешь.
Хоть в словах Шун и был смысл, но меня это почему-то разозлило. Я подняла еще немного снега и положила его в рот. Она снова заговорила:
– Нам надо двигаться в сторону дома. Не стоит идти обратно по следам саней. Если они нас ищут, то будут ожидать именно этого.