Он снова заартачился. Мой нож двинулся по лицу, надрезав ему нос. Носы сильно кровоточат. Он откинулся от моего ножа назад, защищаясь руками, я порезал и их, и он завопил:
- Ублюдок! Ты трусливый ублюдок! У тебя нет воинской чести! Ты знаешь, что я не могу с тобой сражаться, иначе не позволил бы вести себя так.
Я не смеялся. Я приставил нож к его горлу и снова толкнул на снег. Я едва не рычал:
- Разве женщины моего дома видели твою воинскую честь, когда ты их насиловал? Моя маленькая кухарка думала о чести, когда пыталась убежать от твоего друга Пандо? Когда вы перерезали горло невооруженному конюху - это и была твоя честь?
Он пытался отползти от ножа, но я следовал за ним, с его раненой ногой он не мог убежать, как не могла убежать и маленькая кухарка. Он поднял окровавленные руки, а я коленом надавил ему на рану на ноге. Он задохнулся от боли, неразборчиво бормоча:
- Они не были воинами! У них не было воинской чести. Все знают, что у женщин нет чести. Они слабы! Их жизнь не имеет смысла без мужчин. А остальные, те люди, они были слугами, рабами. Не воинами. Она даже не похожа на женщину. Такая уродина, что не похожа на женщину.
Он кричал, когда мой клинок входил глубже, открывая рану на шее. Осторожно. Еще рано.
- Странно, - сказал я, когда он заткнулся. Снова поднес нож к его лицу, он поднял руки, я покачал головой. - Мои женщины научили меня причинять боль тем, кто сделал больно им. Без учета их мнимой чести. Воины, убивающие и насилующие беззащитных, не имеют чести. Они не обладают доблестью, когда бьют детей. Если бы ты не причинил боль женщинам из моего дома и моим слугам-мужчинам, было бы бессчетным делать то, что я делаю с тобой. Но ты сам виноват. Говори. Как долго ты насиловал моих женщин? Столько же по времени мой нож играет с твоим лицом?
Он снова дернулся от меня, нож чиркнул по щеке. Я встал и вытащил меч Верити. У него больше не было информации, пора заканчивать. Он посмотрел на меня и все понял.
- Той ночью, тогда они все убежали. Керф может знать. Он влюбился в женщину в красном и мечтал о ней, как ребенок о своей мамочке. Мы смеялись над ним. Он не сводил с нее глаз. Прятался в кустах, чтобы видеть, как она мочится.
- Керф, - еще один кусочек мозаики. - Мальчишка-колдун и женщина, что командовала им. Что с ними сталось?
- Я не знаю. Все это безумие, бой, кровь. Может, их убили. А может, они убежали, - он внезапно зарыдал. - Я умру здесь, в Шести Герцогствах! И я даже не помню, зачем пришел сюда!
Две вещи произошли одновременно. Я услышал ржание лошади, которому вторили привязанные кони. И ворона закричала: «Береги спину!». Мой заглушенный Уит не предупредил меня. Старая аксиома – никогда не оставляй врага у себя за спиной. Я перерезал горло Хогена и пригнулся, поворачиваясь.
Я недооценил старика. Он как-то освободил руки от моей пращи, в его руке был украденный у меня меч. Он смотрел на меня, мокрые волосы налипли вокруг лица, зубы скалились в ярости. Скользящий удар камня из пращи пришелся ему в лоб, и один глаз был залит кровью. У меня был нож против его меча. Я видел позади него меч Верити, торчащий в сугробе, где я так самонадеянно его оставил. Старик хмыкнул, наши клинки встретились и разлетелись, он вздохнул и замахнулся снова. Я парировал, но не без труда, шагнул вперед и ткнул его ножом, затем отпрыгнул. Он улыбнулся и шагнул вперед. Я должен был умереть, преимущество было не на моей стороне.
Я резко пригнулся, и он ухмыльнулся, предугадав это. Эллик был стар, но он был воином, а попранная гордость и жажда мести придавали ему сил. А когда он снова меня атаковал слишком рьяно, я понял, что он еще и собрался умереть как воин. У меня не было желания помогать ему. Я снова уклонился. Старому, оглушенному, с залитым кровью лицом, скорее всего, будет достаточно просто дать атаковать, пока он не выбьется из сил. Скорее всего. Но не наверняка. Я попытался подобраться к мечу Верити, но он не пустил меня. Его улыбка стала шире. Он не тратил дыхание на слова и удивил внезапным прыжком вперед. Мне ничего не оставалось, кроме как отбиваться и отступать.
Послышался звук копыт, приглушенный снегом. Много лошадей. Я совсем не был уверен, что смогу устоять против такого количества всадников. Это могли быть как калсидийцы, так и стражники Рингхилла, но я не смел оборачиваться, чтобы посмотреть. Однако крик на калсидийском: «Держите лошадей!» не оставлял мне надежды.
Эллик на мгновение отвлекся.
- Ко мне! - закричал он своим людям. - Ко мне!
Я заставил себя поверить, что они, как и Хоген, не слышат его. Мне необходимо было сделать что-то неожиданное, что-то, показавшееся бы глупым в любой другой ситуации. Я быстро шагнул к нему, с силой обрушив свой клинок на его меч, и почти разоружил его, но он рванулся вперед и отбросил меня с силой, которой я не ожидал. Это так удивило меня, что на мгновение я потерял ориентацию, голова закружилась, и не оставалось ничего, кроме как отскочить от него подальше. Он проводил меня насмешливым оскалом и закричал:
- Люди! Ко мне! Ко мне!