Странствия Франца Штернбальда

— А почему все на свете непременно должно иметь конец? — воскликнул Флорестан. — Да еще в поэзии, которая должна восхитить наш дух! Неужели вы начинаете игру только для того, чтобы прекратить ее? Выходя гулять, сразу начинаете думать о возвращении? Ведь гораздо красивее, когда звук замирает тихо и мало-помалу, когда не умолкает шум водопада, не утихает песнь соловья. Разве нужна зима, чтобы наслаждаться весной?

— Возможно, вы и правы, — согласился кто-то, — в особенности застольная, от которой не требуется ничего, кроме чистого веселья, может обойтись без конца.

— Ну что вы такое говорите! — вскричал сумасброд Флорестан, мгновенно оборачиваясь против него. — Никакое наслаждение, никакое удовольствие было бы невозможно, ежели бы оно не имело конца, длилось бы вечно. Ежели я еду по аллее, как бы ни была она красива, я должен все же иметь возможность дойти до последнего дерева, остановиться и полюбоваться в последний раз на дорогу, которой шел. Любовь, радость и восторг были бы мукой нашей жизни, ежели бы длились без перерыва; то, что они превращаются в прошлое, делает возможным будущее счастье, более того, смерть всякого великого человека так же необходима, как и его достославные подвиги, чтобы я мог вывести сумму его совершенств и почитать его несомненно. А в искусстве и подавно конец — это исполнение начатого.

— Странный вы человек, — сказал старый поэт. — Ну так допойте нам вашу песню до конца, раз уж без него никак нельзя обойтись.

— Предупреждаю, что он понравится вам еще меньше, — сказал Флорестан. — Но будь по-вашему.

Он снова взял цитру, заиграл и запел.

           Бахус гонит прочь морозы
И выращивает лозы,
Их своей улыбкой греет,
Ветерком прохладным веет.

           Купы вязов понемногу
Оплетает виноград;
Удалось творенье богу,
И творец новинке рад.

           Он цветами щеголяет,
Ягоды благословляет;
Боится богов божественный гость,
Он в мире земном виноградная гроздь.

           Приходят к нему в томленьи,
И обретают утоленье;
Всех утешает огненный сок,
Бога являет каждый глоток.

           Сладчайший дар люди получили:
Юноша-бог прыгает в точиле;
Вином смиряет людскую злость
Век золотой, божественный гость.

           Отрадный хмель желанней всех наград;
Человек сиянью солнечному рад;
Люди, как боги, во всеоружии чар;
Чарам способствует новый дар.

           Былую вспоминая веру,
С пылающим взором призывают Венеру;
Нельзя богине скрыться вдали;
На землю вновь ее завлекли.

           И сонм небесных богов изумился,
На землю каждый бог устремился:
«Мы вновь хотим в земные долы,
Воздвигнете для нас престолы!»

           «Каждый из вас — лишь докучный гость,
Пока при нас виноградная гроздь;
И нам не нужно вашей опеки,
С нами вино и любовь навеки».

Тут он замолчал и с благонравным поклоном отложил цитру.

— Да он просто безбожник, — закричали многие из слушателей, — конец вашей песни — это самое непозволительное из всего, что мы от вас услыхали.

Вновь разгорелся спор о том, кому из поэтов отдать предпочтение. Штернбальд с горячностью защищал друга и при этом несколько раз назвал его по фамилии — Флорестан; второй поэт, услышав это, заинтересовался, стал расспрашивать, разговор принял иной оборот ^22*. Выяснилось, что соперники состоят в родстве; они обнялись, оба были рады неожиданной встрече, и больше уже никто не думал сравнивать их таланты.

Глава четвертая

Тут общество распалось, и после всей сутолоки Франц с удовольствием вышел из дому и направился в дворцовый парк ^23*. Нарядно одетая дама, которую он сначала не узнал, встретилась ему в одном из переходов; это была не кто иная, как прекрасная охотница. Они приветливо раскланялись, но после непродолжительной беседы снова расстались. Франц в задумчивости рассматривал искусно сделанный фонтан, приятно освежавший воздух своими хрустальными струями и издававший нежное журчанье, под которое еще охотнее и приятнее заливались птицы. Он вслушивался во все это многообразие прелестных звуков, в этот своеобразный дуэт фонтана и лесных обитателей, а потом дух его снова унесся в удивительную волшебную даль.