Странствия

На следующий день китайский некода выгрузил на берег все свои товары, как приказал ему наутакин, и сложил их в помещения, которые для этого ему отвели. Весь товар был распродан за три дня, как потому, что его было немного, так и потому, что люди здесь в нем очень нуждались. На нем пират нажился столько, что возместил потерю двадцати шести судов, которые забрали у него китайцы; товары у него брали немедленно и за любую цену, какую бы он ни назначил. Нам он признался, что, имея товаров всего на две тысячи пятьсот таэлей, выручил за них больше тридцати тысяч. Мы, трое португальцев, поскольку торговать нам было нечем, проводили время, ловя рыбу, охотясь и осматривая пагоды, которые отличались большой величественностью и богатством; бонзы их (так они называют своих священников) принимали нас хорошо, потому что все японцы по природе своей доброжелательны и общительны. От безделья один их наших, по имени Диого Зеймото, развлекался стрельбой из сохранившегося у него мушкета, так как питал к ней большую склонность и изрядно наторел в этом деле. Как-то раз он отправился охотиться на болото, где в изобилии водилась всевозможная дичь, и настрелял там двадцать шесть уток. Японцы, увидев новый и доселе неведомый им вид стрельбы ^{233}, немедленно донесли наутакину, который в это время смотрел, как гоняют приведенных из-за моря коней. Последний, весьма изумленный сообщением, тут же отправил человека на болото за португальцем, и когда тот появился с ружьем на плече и с сопровождавшими его двумя китайцами, которые несли настрелянных уток, пришел в величайшее восхищение, ибо ко всему необычному у него был чрезвычайный вкус. Дело в том, что в этих краях еще никогда не видели огнестрельного оружия и не могли понять, что оно собою представляет, равно как и не знали секрета пороха, а потому все в один голос решили, что это колдовство. Зеймото, видя всеобщее изумление и восторг наутакина, сделал в его присутствии три выстрела, убив одного коршуна и двух горлиц. Не буду тратить лишних слов на то, чтобы заверять читателя в правдивости того, что я повествую, и расписывать во всех подробностях невероятные последствия, к которым привела охота Зеймото. Скажу только, что наутакин тут же посадил последнего на круп своего коня и в сопровождении огромной толпы и четырех стражей, вооруженных дубинками с железными набалдашниками, отправился во дворец, причем велел стражам возглашать: «Наутакин, князь всего острова Танишума и хозяин наших голов, приказывает и желает, чтобы все до единого, населяющие эту расположенную между двумя морями землю, чтили и почитали шеншикожина с края света; ибо отныне он объявляет его своим родичем и равным фашаранам, восседающим с ним рядом, а кто не захочет подчиниться этому приказу его по доброй воле, потеряет голову». На что весь народ громко и нестройно ответил: «Да будет так вовеки». Когда Зеймото, торжественно сопровождаемый, доехал до первого двора княжеских хоромов, наутакин соскочил с коня и, взяв его за руку и не отпуская от себя, повел во дворец, в то время как мы оставались позади. Во дворце он отвел его в собственные покои и усадил за свой стол; а в знак особого почета предложил ему переночевать в одном с ним покое. И впредь он оказывал ему больше внимания, чем кому бы то ни было; нам тоже благодаря ему перепадали кое-какие милости.