Странный Томас

– У тебя мелодраматическое представление о Лас-Вегасе, странный ты мой. Среднестатистическая горничная не находит там по дюжине самоубийц каждое утро.

– А скольких перебила мафия, похоронив их тела в бетонных фундаментах новых отелей. Будь уверена, в этом мире у них остались незавершенные дела, да и посмертной ярости выше крыши. А кроме того, я не играю.

– Как это непохоже на внука Перл Шугарс.

– Она прилагала все силы, чтобы воспитать меня картежником, но, боюсь, я ее разочаровал.

– Она научила тебя играть в покер, не так ли?

– Да, мы играли на пенни.

– Даже если и на пенни, это азартная игра.

– Только не с бабушкой Шугарс.

– Она позволяла тебе выигрывать? Как мило с ее стороны.

– Она хотела, чтобы я сопровождал ее на турниры по покеру, которые проводились на юго-западе. «Одд, – говорила она, – я собираюсь состариться в таких вот поездках, а не в кресле-качалке на веранде какого-нибудь чертова дома для престарелых в компании пердящих старушек. Я собираюсь умереть, упав лицом в карты во время игры, а не от скуки на танцах для старичков, пытающихся отплясывать, опираясь на палку».

– Поездки – это всегда что-то новое, – кивнула Сторми.

– Каждый день и час, все новое и новое. – Я вздохнул. – Но, наверное, нам было бы весело. Бабушка хотела, чтобы я хорошо провел с ней время… и, если она умрет во время серьезной игры, ей бы хотелось, чтобы я не позволил другим игрокам разделить ее деньги, а тело бросить на съедение койотам.

– Я понимаю, почему ты не хотел ездить с ней, но почему ты не играешь?

– Потому что, даже когда бабушка Шугарс играла в полную силу, я все равно выигрывал.

– Ты хочешь сказать… благодаря своему дару?

– Да.

– Ты можешь видеть, какие карты придут другим игрокам?

– Нет. Конкретные карты мне знать и не нужно. Я просто чувствую, когда у меня карты выше, чем у других, а когда – нет. Это чувство оказывается верным в девяти случаях из десяти.

– В картах это же огромное преимущество.

– То же самое и с блэкджеком, и с другими карточными играми.

– Значит, это не игра.

– Конечно, нет. Это… денежная жатва.

Сторми сразу поняла, почему я перестал играть в карты.

– Это то же самое, что воровство.

– В такой степени я в деньгах не нуждаюсь, – заметил я. – И не буду нуждаться, пока люди едят то, что жарят на сковородке.

– Или пока у них есть ноги.

– Да, при условии, что я переключусь на продажу обуви.

– Я упомянула Вегас не потому, что хочу поиграть, – объяснила она.

– Слишком долгая дорога для того, чтобы посетить ресторан, где можно есть, сколько влезет.

– Я упомянула Вегас, потому что мы можем добраться туда за три часа, а желающих вступить в брак там расписывают круглые сутки. Без всяких анализов крови. Мы бы могли пожениться еще до рассвета.

Сердце мое совершило один из тех пируэтов, которые могло совершить только от слов Сторми.

– Вау. Ради такого я, наверное, и решусь на дальнюю поездку.

– Только наверное?

– Анализ крови мы можем сделать завтра утром, в четверг подать заявление, в субботу устроить свадьбу. На нее придут все наши друзья. Ты же хочешь, чтобы наши друзья пришли на свадьбу?

– Да. Но еще больше я хочу выйти замуж.

Я поцеловал ее.

– После столь долгих колебаний с чего такая спешка?

Поскольку мы какое-то время сидели в неосвещенном проулке, наши глаза в значительной степени привыкли к темноте. Иначе я бы не разглядел тревогу на ее лице, в глазах. Даже не тревогу – тихий ужас.

– Эй, эй, – попытался подбодрить я ее, – все будет в порядке.

Голос ее не дрогнул. И слезы не покатились из глаз. Но в мягкости речи я чувствовал охвативший ее страх:

– С того самого момента, как мы сидели у бассейна с кои и этот мужчина появился в галерее…

Поскольку она умолкла на полуслове, я вставил:

– Человек-гриб.

– Да. Этот мерзкий сукин сын. С того самого момента, как я увидела его… я боюсь за тебя. То есть я всегда боялась за тебя, Одди, но обычно не подавала вида, потому что, учитывая, сколько всего на тебя валится, тебе совершенно ни к чему хныкающая дама, которая будет постоянно твердить тебе: «Будь осторожен».

– Хныкающая дама?

– Извини, это, должно быть, из прошлой жизни в 1930-х годах. Но это правда. Тебе только и не хватает истеричной сучки, донимающей своими предупреждениями.

– «Хныкающая дама» понравилась мне куда больше. Я думаю, этот парень – стопроцентный псих, ходячая десятимегатонная бомба с быстро тикающим таймером, но чиф и я занимаемся им, и мы намерены выдернуть фитиль до того, как прогремит взрыв.

– Слишком уж ты уверен в себе. Пожалуйста, Одди, не будь ты таким уверенным. Избыток уверенности может привести к смерти.

– Я не собираюсь умирать.

– Я за тебя боюсь.

– К завтрашнему вечеру, – пообещал я ей, – Боб Робертсон, он же Человек-гриб, будет одет в выданный тюремным надзирателем оранжевый комбинезон. Возможно, он причинит вред некоторым людям, возможно, мы успеем перехватить его правую руку до того, как он нажмет на спусковой крючок, но в любом случае я буду с тобой за обедом, мы будем планировать нашу свадьбу, и я по-прежнему буду с двумя ногами, двумя руками…

– Одди, замолчи, больше ничего не говори.