Страна, о которой знали все

Последующие сорок минут могли довести и не столь выдержанного человека до белого каления. Гаранин ничего не понимал. Он знал двигатель, как свою электробритву, как содержимое карманов, но понять ничего не мог. Все по отдельности было в порядке, в полной исправности, но заводиться мотор категорически отказывался. Как ты ни бейся. Есть искра, карбюратор исправен, все остальное в порядке, но двигатель не заводится. Говорят, летающие тарелки испускают какие-то лучи, останавливающие моторы машин и даже танков, но над тайгой НЛО не было и в помине. Впрочем, ни во что такое Гаранин не верил. В нечистую силу — тем более.

Он стоял, задумчиво насвистывая. Машину не материл — всякое случается, нерационально и глупо тратить время на ругань.

Темнело. Сосны по обе стороны дороги начинали уже сливаться в сплошную темную стену. Гаранин быстро просчитал варианты — их имелось в наличии всего два. Двадцать километров назад, до деревни, — придется искать среди ночи какого-нибудь механизатора: то ли удастся, то ли нет, в любом случае он потеряет всю ночь. Или — пешком отмахать километров девять в прежнем направлении, до тракта. Он их одолеет часа за полтора. Движение на тракте довольно оживленное, даже ночью, добраться до Крутоярска на попутке не составит особого труда. А за машиной можно съездить, закончив все дела. Никуда она отсюда не денется — это не город, тут нет автомобильных воров и хулиганствующих акселератов. Можно будет попросить Прудникова послать сюда кого-нибудь завтра с утра. Решено.

Гаранин забрал «дипломат», запер машину и размашистым шагом двинулся к тракту. Раздражение прошло, злость на верного «Роланда» улеглась — более того, было даже что-то пикантное в том, что к решающей его судьбу встрече приходится добираться вот так — пешком, на попутках. Присутствует элемент трудностей и преодоления их. Будет что вспомнить.

Он шел, помахивая в такт шагам «дипломатом». В небе все четче проступали крупные белые звезды, каких над большими городами не увидишь. Было свежо и покойно: страха перед темнотой Гаранин никогда не испытывал.

Поворот влево. Далеко просматривались дорога и фигура впереди — человек шел в ту же сторону, только значительно медленнее. «Куда это он? — с легким недоумением подумал Гаранин. — Корову пошел искать, что ли?»

Чтобы не испугать неожиданным появлением случайного попутчика — ночь все-таки, лесная дорога, неприятно тому будет вздрогнуть от неожиданности, — Гаранин громко засвистел мелодию популярного шлягера про белую панаму, редкостного по своему идиотизму даже среди песен-поденок. Прибавил шагу. Человек впереди не обернулся. Гаранин засвистел громче — никакого результата. Тогда он крикнул:

— Эй, земляк!

Тщедушная фигурка в чем-то мешковатом брела словно и не слыша. Гаранин со спортивным азартом наддал, пристроился к нежданному попутчику плечо в плечо, посмотрел на него сверху вниз и спросил:

— Чего не отзываешься, дядя?

Маленький козлобородый мужичок в облезлом полушубке, абсолютно излишнем в августовскую теплынь, посмотрел на него снизу вверх, дернул растопыренной пятерней и без того кудлатые волосы и лениво обронил:

— А зачем? Что я тебя, спиной не чую?

— Ну, мало ли…

— Мололи, мололи, да и смололи… — Водкой от него вроде бы не пахло.

— Корову ищешь? — спросил Гаранин.

— Ну, коли ты себя коровой считаешь…

— Я-то при чем?

— А я? — сказал мужичок. — Ты ни при чем, а я вот при нем, потому как должность такая.

— При ком?

— Да при нем, при ком же еще? — И мужичок раскатился перхающим смешком. — Эть ты смотри, как занятно получается — не похожа твоя вонючая самобежка на мужикову телегу, а один ляд, от тех же слов прыть потеряла. Вот ты грамотный, читать умеешь, объясни, почему так? Ведь все по старинке делал, как при Ваньке Грозном, душегуб который был.

— Душегуб? — переспросил Гаранин.

— И-и, милый! — Мужичок зажмурился. — Как понаедут с песьими головами при седлах — беги, куда ноги несут… Враз деревня полыхнет. Ну, да я им тоже память по себе оставил: как-то у цельной полусотни поморил коней. Я ведь, милый, сам-то рассейский, а к вам в Сибирь при Бироне, Анькином полюбовнике, переселился…

«Послал бог попутчика», — разочарованно подумал Гаранин. Ему сразу стало скучно. Благоденствуют такие вот вдалеке от психушек. Тихий, должно быть, потому и терпят. Вроде деда Мухоморыча в родной деревне Гаранина — тот, шизанувшись на старости лет, тоже лешим себя воображал, на тракторы порчу напустить грозился… Да так и помер, ничем себя на колдовском поприще не проявив.

— Из деревни, батя? — поинтересовался Гаранин, решив, что перекинется парой слов и уйдет — не тащиться же с этим сдвинутым вороном здешних мест черепашьими темпами. — Закурим?

— Свой есть, — сказал мужичок. — От твоей заморской травы и кошка не заперхает. Так объясни мне, пока до места идем, почему и на твою ворчалку, и на телегу один наговор действует?

— Какой еще наговор? — равнодушно спросил Гаранин.

— Какой-какой… Верный, раз снял я тебя с колес. Это почему же «Роланд» — своих святых не нашел, за море подался, там святее?

Гаранин даже приостановился от изумления: