Страна, о которой знали все

Александр Бушков СТРАНА, О КОТОРОЙ ЗНАЛИ ВСЕ Фантастические рассказы и повесть-памфлет

*

Художник Ирина АНДРЕЕВА

© Издательско-полиграфическое объединение

ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»

Библиотека журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»,

1989 г. 41(404)

Выпуск произведений в «Библиотеке журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» приравнивается к журнальной публикации.

Александр Александрович БУШКОВ родился в 1956 году. Работал почтальоном, грузчиком, выезжал в геофизические экспедиции в настоящее время — журналист, живет и работает в Красноярске.

Рассказы и повести опубликовал в журналах «Литературная учеба», «Вокруг света», «Уральский следопыт», «Урал», альманахе «Енисей», коллективных сборниках.

_____

Фантастика — несбывшиеся сны. Есть в народе поверье: если приснится недобрый сон, надо утром обязательно вспомнить его и рассказать кому-нибудь, иначе — сбудется. И пожалеешь потом: знал ведь заранее, видел же во сне!.. На сегодняшний день фантастика в значительной степени является — или должна являться — предостережением человечеству. Как знаменитый камень у трех дорог… И главная задача фантастической литературы сейчас — готовить нравственный фундамент будущего. Александр Бушков осознает эту задачу.

Не стану пересказывать содержание сборника. Отмечу его увлекательность. Бушков умело держит читательское внимание, сюжеты его произведений динамичны, язык емок и образен.

Каждая книга — своего рода попытка контакта, контакта автора, выразившего свои мысли и чувства, с читателем, принявшим или не принявшим их. Книга Александра Бушкова увидела свет. Состоялся ли контакт? Об этом скажут читатели.

Юрий МАКАРОВ

УМИРАЛ ДРАКОН

Гаранин вел машину с небрежной лихостью профессионала. Он давно уже свернул с Крутоярского тракта и ехал по проселочной дороге, испокон веков не мощенной. Да и впредь ей суждено было оставаться такой же — она вела к маленькой, «неперспективной», деревне, которую, похоже, никакими усилиями уже не возродить. Единственным достоинством дороги было то, что она сокращала путь до Крутоярска на добрых семьдесят километров чуть ли не втрое. Гаранин узнал о ней года три назад и поспешил освоить.

Справа покачивался перед лобовым стеклом черно-красный рыцарь в доспехах — купленный в Бельгии амулет. К приборной доске была прикреплена блестящая латунная пластинка с тщательно и красиво выгравированными буквами: «Роланд». Так он назвал по приобретении свои темно-синие «Жигули», «ноль седьмую», именуемую за рубежом «Самарой». Помнится, его неприятно покоробило, когда какой-то отечественный писатель окрестил эту модель «утконосом». По мнению Гаранина, ее стремительные очертания никак не вязались со столь обидной кличкой.

В ответ на удивленное хмыканье знакомых по поводу «Роланда» он вежливо и спокойно отвечал, что лично он, представьте, не видит в этом ничего удивительного или смешного. Дают же имена яхтам? Сначала с ним пытались спорить, потом перестали, знали, он делает только то, что считает нужным, не поддается чужим советам и эмоциям — своим эмоциям, впрочем, тоже — и не меняет принятых однажды решений. С ним вообще не любили спорить, и Гаранина это полностью устраивало — так называемым своим парнем он и не собирался становиться. «Свой парень» в его понятии означал имевшую что-то общее с медузой или флюгером фигуру, ценимую в основном лишь за полнейшую бесхребетность — умение быть для всех одинаково приятным, никому не перечить, не иметь врагов, равным образом и позиций, которые, безусловно, стоит защищать до конца, несмотря на любые жертвы…

Гаранин въехал в деревню. Три десятка домов двумя неровными линиями окаймляли дорогу. Половина — нежилые. Смеркалось, горели редкие окна, слева промелькнула лежащая у забора корова, справа — темный трактор, поставленный радиатором к воротам: пришлось взять влево и притормозить, объезжая его. На лавочке за трактором прижались друг к другу двое, белела девичья кофточка, свет фар мимолетно полоснул их, и Гаранин по многолетней привычке анализировать сразу вычислил парня — наверняка после армии, вернулся, изволите ли видеть, к родным пенатам, а здесь держат и белая кофточка, и, вероятнее всего, плохо осознаваемая им самим боязнь попробовать свои силы в широком и шумном внешнем мире. Так и жизнь пройдет — в маленькой деревушке, стиснутой тайгой, на тощих полях. Конечно, растить хлеб почетно, высока миссия хлебороба, и так далее, и тому подобное — смотри прошлогоднюю передовицу, — но ведь жить в такой деревеньке означает не более чем играть в трудягу-земледельца, ибо какие здесь урожаи?