— Маршал Хетфилд, худшими монстрами, которых я когда-либо видел, были люди.
Ее глаза заблестели.
— Я не хочу в это верить.
— Никто не хочет в это верить, — ответил он. — Но правда от этого не изменится. — Говорил он сочувствующим, даже добродушным голосом, но я знала, что на самом деле он таковым не являлся, только не касательно таких вещей. Когда требовалось, он был непревзойденным актером, и мог бы получить Оскар за свое выступление в качестве Теда. Я до сих пор не понимала как он это делает, но наблюдала как Хетфилд смотрит на него широко раскрытыми глазами, в которых застыли слезы, и видела, как она покупается на его сочувствие, крючок, леску и грузило.
— Мне нужно идти… — сказала Хетфилд, — кое-что сделать. Я… — Она пошла к дверям и вышла на свежий воздух. Может ей требовался свежий воздух, но могу поспорить, она не хотела, чтобы кто-то видел как она плачет. Ни один коп не хочет, чтобы другие копы видели его зареванным, но если ты женщина и плачешь на месте преступления, тебе никогда этого не пережить. Уж лучше блевануть на месте преступления, чем разрыдаться.
— Что дальше? — спросил Дев.
— Поцеловать Натаниэля и Мику, а затем я хотела бы, наконец, увидеть отель, отмыться, и несколько часов поспать.
— Обычно я заставлял тебя спать во время работы, — сказал Эдуард.
— Может, старею, — пожала плечами я.
— Ты моложе меня, — сказал он.
Я усмехнулась.
— Может быть, но я только что из больницы после того, как меня подстрелили, и провела последние несколько часов в жестокой борьбе против гребаных зомбо-убийц, и потому немного устала.
Он ухмыльнулся, чуть опустив шляпу.
— Немного устала, — передразнил он.
— Немного устала, — улыбнувшись, повторила я.
— Что ж, а я чертовски вымотался, — сказал Никки.
— Я думал, львы должны быть выносливее, — сказал Дев, широко и невинно, слишком невинно, раскрыв глаза.
Никки поднял бровь:
— У нас больше выносливости, чем у тигров, но это ни о чем не говорит.
Дев ухмыльнулся:
— Могу придумать один способ доказать у каких котов больше выносливости.
Никки ухмыльнулся в ответ.
— Даже не знаю, затыкать уши и начинать «ля-ля-лякать» или пойти за остальными охранниками, чтобы делали ставки, — сказал Эдуард.
Я кинула на него хмурый взгляд.
Он ухмыльнулся, а так как все они смотрели на меня с ухмылками, мне ничего не оставалось, как ухмыльнуться в ответ:
— Супер, но не уверена, что буду сегодня хоть на что-то пригодна.
Дев притворился обиженным. Никки просто выглядел самодовольным. Я подозрительно глянула на них:
— Обиду я еще поняла, но с чего это ты такой довольный?
Никки снова усмехнулся.
— Ты смертельно устала, только-только вышла из больницы, и уже накормила
Я закатила глаза.
Он наклонился поближе и прошептал:
— Я тоже тебя люблю.
Мне потребовалось мгновение, чтобы догнать, что он имел в виду, что давало мне понять настолько я была уставшей, но когда мой мозг распознал комментарий, я покраснела. Румяная, разгоряченная, покрасневшая до-самых-корней-волос, а ведь я почти уже перестала такой бывать.
Никки засмеялся, высоко и восторженно. Это был такой счастливый звук, что на нас начали озираться люди.
— Я годами уже не видел, чтобы ты так краснела, — заметил Эдуард.
— Да идите вы оба нахуй, — сказала я и потопала к лифту. Я собиралась навестить Мику и Натаниэля, а потом сразу в отель. Я, может, и не расстроилась из-за всего этого так, как Дев, но пока шла, все еще чувствовала как к моей коже прилипло что-то плотнее высыхающей крови. Я даже не хотела знать сколько застряло в моих волосах, и что именно это было.
Пока я вызывала лифт, до меня дошло, что мы все покрыты гниющей плотью и свежей кровью, а у отца Мики открытые раны. Мы не сможем рядом с ним находиться.
Я нажала на гарнитуру и надеялась, что Мика с Натаниэлем смогут спуститься к нам, или выйти наружу. Мне нужно было увидеть их, коснуться, узнать, что они в порядке не только по телефону. Я чувствовала себя изможденной, и все же, странно конечно, но я не была уверена, что смогу заснуть. Так бывает иногда после драк, вы измотаны, но бодры.
Трубку взял Натаниэль. Они могли спуститься и пожелать спокойной ночи. Ура, просто ура! Ну вот, того и гляди сейчас прослезусь. Обычно я не становлюсь такой эмоциональной сразу после насилия, но иногда мой мозг будто не знает как с этим справиться и пробует разные варианты — юмор, сарказм, изнеможение, смущение, печаль. Когда-то я просто впадала в оцепенение, так и выживала, но проблема в том, что пытаясь справиться с последствиями своей работы, я начала впадать в оцепенение по любому поводу. Это было чертовски депрессивно, но потом меня нашел Жан-Клод и пробил те стены, что я так тщательно возводила вокруг себя. Хорошая новость в том, что я никогда не была так счастлива. Плохая, что отдавшись любви, я начала чувствовать и другие вещи, а некоторые из них были не так уж и хороши.