Сторожевая застава

После этого Печенег, не обращая на гостей никакого внимания, вернулся в свой двор. Трухлявая калитка закрылась перед самым Олешковым носом.

— Гостеприимные эти горошинские, ничего не скажешь — вздохнул один из дружинников — в пузе уже давно бурчит, а Печенег, ишь, калиткой хряпает.

— Зря ты так на деда — пристыдил его Попович — разве не видишь — живет уединенно, как отрубленный палец. До гостей ли ему?

— Теперь куда? — спросил Витька, когда дружинники опять выбрались на главную горошинскую улицу.

— На Гречник, куда же еще — где-то там и отужинаем. Потому что у этого Печенега, похоже, и снега зимой не выпросишь — громко ответил Попович, так громко, что эти слова долетели до ушей усача с шрамом, который будто случайно встретился им на пути. Усач с шрамом лишь криво ухмыльнулся на эти слова.

Разведка

Некоторое время дружинники пробирались в сплошной темноте. Потом стало чуть легче — на небо выкатился полный месяц.

— Где же тот Гречник? — наконец спросил Витька Поповича — Едем, едем, а его всего нет и нет.

Олешко тихонько засмеялся.

— Кто тебе сказал, что нам нужен именно Гречник? — сказал он — Нет, нам куда выгоднее ехать напрямик. Пока тот Оверко будет разыскивать нас на Гречнике, мы уже будем возле Хорола.

— Какой Оверко? Тот, что с усами и шрамом?

— Он самый.

— Так он что — действительно враг? — пораженно спросил Витька — Половцам помогает, да?

— Пока что неизвестно. Но смахивает на то.

— Почему же ты его сразу не схватил? Или знаешь, что. Не надо его хватать. Давай сначала за ним проследим.

Витька представил, как они тайком возвращаются назад, прячутся в кустах где-то возле Оверковой хаты и начинают следить. Тучи комаров слетаются к ним, кусают лицо, шею, руки — однако терпеливые дружинники упрямо ожидают свое время… И вот на пороге появляется Оверко. Он внимательно оглядывается во все стороны. Но, конечно — нигде никого. Тогда Оверко выводит коня за ворота и трогается в сторону Гречника. Конечно, он и в мысли не имеет, что за ним следят Римовцы. А на пути Оверка уже ожидают несколько фигур. Они о чем-то тихо переговариваются. Внезапно враги замерли — вероятно, что-то заподозрили. Однако поздно: с одной стороны, на них выскакивает Олешко, со второй — он, Витька, а с третьего — дружинники…

— Проследим, а потом схватим всех! — возбужденно зашептал Витька Поповичу — Ну-же, Олешко!

Однако вместо того что бы пристать на Витькино предложение, Попович сказал:

— Это другие сделают, если будет надо. У нас с тобой, Мирко, сейчас не те заботы.

Витька разочарованно вздохнул.

За два поприща от Горошина ожидал половецкий мальчик. Олешко обнял его плечи и поехал с ним впереди.

Витька почувствовал, что его разбирает ревность. Он уже привык, что Олешко выделял его среди других ребят, а здесь, ишь, говорит к какому-то чужестранцу, как к родному брату. Еще и за плечи обнимает…

Когда они закончили переговариваться, Витька подъехал к ним и тихо спросил Поповича:

— А это еще кто?

— Его Гошком зовут — сказал Олешко — это славный парнишка. На него, Мирко, теперь вся наша надежда.

Гошко застенчиво улыбнулся. Витька измерил его взглядом с головы до ног и едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Тоже мне надежда! Даже Колька Горобчик в сравнении с ним имел вид настоящего парня. Конь полегоньку укачивал своего хозяина, и у него сами собой начали закрываться веки. Витька морщил лоб, стряхивал головой, даже дал себе несколько затыльников. Но ничего не помогало.

Спать хотелось все сильнее.

Порой казалось, будто он едет не в действительности, а что это ему лишь снится.

Всадники пробирались осторожно, вереницей. Молчали. Одни лишь сверчки неистовствовали вокруг них. Травы стояли высокие и такие густые, что пробираться можно было только узкими тропами. Кто их проложил — человек или зверь? Витьке хотелось спросить об этом Поповича. Однако даже язык отказывался его слушаться.

Высоко в небе стоял полный месяц и наблюдал за маленьким отрядом, который плыл застывшими волнами степного ковыля. Кто погружен по грудь, как Олешко, кто по шею, а наименьший — тот вообще нырнул у нее с головой.

Олешка месяц знал. Не раз видел его в ночной степи. Поэтому с интересом следил за Витькой, который раз за разом клевал носом.

«Бедное дитя — думал, видимо, месяц — спало бы себе под маминым одеялом. Так нет же —  занесло его не знамо куда».

Упали росы. Из севера повеяло прохладой. Теперь не только Витька, но и взрослые дружинники начали клевать носами.

Однако Олешко и не думал останавливаться.

— Быстрее, ребята, быстрее! — подгонял он свой маленький отряд.

Светало, когда дружинники наконец остановили коней у какой-то реки.

— Приехали — сказал Олешко и соскочил с коня — Хорол.

Сразу за Хоролом клубились розовые туманы. Сморенные кони жаждя припали к воде.

На день дружинники затаились в маленькой дубраве. Жила направился вглубь, а Олешко начал описывать круги вокруг разлогого берестка, что стоял в стороне на едва заметном холме. Он что-то внимательно высматривал в траве. Наконец сбросил сапоги и быстро как белка взлетел вверх по стволу.