Сторожевая застава

— А хотелось бы на нашем Городище прилечь, Илька — вел далее дед Овсей — Потому что видно все оттуда, как свободной птице. Да и не сам бы там скучал… На нашем Городище, мой отец говорили, первый русский ратник отдыхает. Сам Микула Селянинович. И будет отдыхать он до тех пор, пока на землю нашу не придет страшная беда. И когда уж мало ратников останется, тогда поднимется Микула и покажет нечестивцам, где раки зимуют… Так, может, и меня слабого и многогрешного, поднимет заодно.

Муровец слушал старика, кивал в знак согласия головой и думал о своем. Слишком уж легко досталась нынешняя победа. Подозрительно легко. Налетела лишь одна орда. Налетела и убежала. А где же другие орды? Видимо, затаились где-то неподалеку. Только где именно? И что замыслили половцы этим летом?

— Микула, говорите… — Муровец поправил свою булаву — так, если что, и меня в своей гурт примите, а, деда?

— Да уж примем — натянуто улыбнулся дед Овсей — но не сейчас. Будет еще тебе, Илька, работы на этом свете.

— И чего это вы раскаркались? — громыхнула тетка Миланка. Она придержала своего коня, ожидая их. — Люди вон радуются, а вы, ишь, похороны себе устраиваете. И не стыдно?

— Ну будет, будет — извиняясь прогремел Илья — считай, сестрица, что нам уже стыдно.

И похлопал по крупу своего тяжеловоза.

Тот укоризненно скосил глаз на хозяина. Однако поступи не наддал. Видимо, считал, что за эти дни он поработал на совесть.

Уродец

Дед Овсей лежал на одеяле лицом книзу. На его челе выступили большие капели холодного пота. Рядом повизгивал Бровко — сочувствовал старому.

На дедовом плече была запекшейся широкая полоса крови, а вокруг нее сдулся здоровенный кровоподтек.

— Досталось же вам — сочувственно заметила тетка Миланка и нажала пальцами на одно место — Здесь болит?

Холодный пот полился ручьями.

— Нет — скрипнув зубами, сказал дед.

— А здесь? — тетка нажала на другое место. Дед подумал.

— Кто его знает. Будто болит, а будто не очень.

— Это хорошо — сказала тетка — Кость цела. И неожиданно дернула за руку.

— Ой… — дед аж скрутился.

— Все, деда, все — успокаивающе сказала тетка Миланка — у вас, кроме всего, еще и вывих был. Видимо, упали на эту же руку?

— Может быть — согласился дед — тот аспид, понимаешь, так двинул, что в голове до сих пор кругом идет. Если бы не Олешко, лежать бы мне сейчас не здесь… Еще будешь дергать?

— Да нет уже… — тетка Миланка наложила на дедов плечо какие-то мази и крепко перевязала его куском полотна.

— Все. Неделю-другую полежите, а там и косит можно.

— Ой, дай тебе, Боже, здоровья, Миланка — поблагодарил дед Овсей — что бы я без тебя делал?

— Ну что вы такое говорите? — возмутилась тетка Миланка — Мы же свои люди. Может еще чего надо?

— Да уж неудобно и просить… но коль уж так, то не зажарила ли бы ты мне гуся? Он там, в риге висит. Очень уж хочется гусиных шкварок. А ты, Мирко, любишь шкварки?

— Еще и как! — воскликнул Витька.

— У нас же борщ есть — вмешалась Росанка — и каша.

— Борщ с кашей — это хорошо — ответил дед — однако и шкварки не хуже.

Однако лакомиться шкварками при всех дед не торопился. Сначала он остудил жир, потом перелил его в щербатый горшок. Горшок завязал в узелок из полотняной тряпки.

— Вы куда-то собираетесь? — поинтересовался Витька.

Дед удивленно оглянулся. Кажется, старик даже забыл о Витьке.

— Я? Да нет… подвесить хочу, чтобы мышам не досталось.

— А шкварки почему не едите?

— Еще успею. Опять что-то плечо разболелось. Пойду, видимо, полежу немного.

И, покачиваясь, направился к хате.

Витька покрутился какое-то время на своем дворике и направился на улицу. К нему сразу же подбежала Оленка, младшая Лыдькова сестренка. Она воинственное размахивала деревянным мечом.

— А ну, кто кого? — звала Оленка и наставила меч на парня — Будем биться или мириться?

— Отцепись — буркнул ей Витька и пошел дальше. После битвы с половцами и плена соревноваться на деревянных мечах, да еще и с девочкой, было неинтересно.

Оленка отцепилась. Однако ненадолго.

— Если бы умел биться на мечах, то в плен не попал бы! — язвительно заметила она.

Витька вернулся к ней и топнул ногой. Воинственную Оленку как будто ветром сдуло.

А парень остановился посреди улицы и задумался. Чтобы бы сейчас сделать? Конечно, неплохо было направиться в Городище. Но пока туда доберешься, там побудешь, и назад вернешься — уж и ночь наступит. А тетка Миланка просила в темноте не ходить…

И здесь Витька вспомнил, что в кустарнике, сразу же за двориком деда Овсея, растет дикая малина.

«Видимо, начала уже созревать — подумал он — надо пойти посмотреть».

Витька обошел дедов забор с улицы и углубился в заросли. Шагов за двадцать натолкнулся на густые малиновые и ежевичные заросли. Через них пролегала едва заметная тропа. Вела она к дедову забору. Или наоборот. Видимо, ее протоптали Олешко и Илья Муровец. Внизу, у самой земли, в заборе виднелась дыра.

А малина, конечно, еще не думала созревать. Парень уж собирался возвращаться назад, как вдруг увидел, что через дыру в заборе протискивается Бровко. В зубах в него покачивался узелок. Тот, в который дед Овсей недавно завязал горшок с гусиным жиром.