Сторожевая застава

— Слышите, что Мирко говорит?! — загорланил Олешко к всадникам, едва видимым в сумерках — Он говорит, что в их времени знают о нас!

— Еще бы не знать — буркнул Илья Муровец — Особенно о тебе.

— Да тьфу а вас, дядька! — отмахнулся Олешко — Мирко, а скажи-ка… а как там меня у вас зовут?

— Алеша…

— Калоша?! — вспыхнул Олешко.

— Да нет — улыбнулся Витька — Алеша. Алеша Попович.

— Тьфу… А чего Алеша, а не Олешко? Вот напридумали же! — Олешково лица помрачнело. Однако ненадолго.

— Ну, что тут поделать… — сказал он — как вернешься когда-то свое время, то скажи им мое настоящее имя… А теперь дай-ка еще раз гляну на ту твою вещь…

Витька протянул Олешку фонарик и сказал:

— Можешь взять его себе.

Олешко недоверчиво глянул на Витьку.

— Навсегда?

— Навсегда.

— Ну, Мирко! — только и смог сказать Олешко. Но через миг поинтересовался — А что я с ним буду делать?

— Ну, что угодно… вообще этот фонарик для того, чтобы ночью освещать дорогу перед собой.

— О, это то, что нужно! А ну, попробую… Яркий сноп света уперся в темную камышовую стену. Потому метнулся в поднебесье.

— Ого! — вырвалось у Олешка — Настоящий тебе Змеев глаз!

Зафыркали и испугано затанцевали кони. Издали долетел встревоженный голос Муровца:

— Эй, Олешко! Ты что там делаешь?

— Дорогу освещаю, дядь Илька! Смотрите! Куда тому глазу Змея!

Луч света выхватывал из темноты кустарники, траву под ногами… Внезапно остановился на лице Муровца. Тот спешно заслонил ладонью глаза и сердито громыхнул:

— Да сделай с ним что-то, чтоб не слепил! Ничего не вижу.

— Вот же ж бесов сын своего отца! — подал голос и дед Овсей — Напрочь коней перепугал!

— Ничего не перепугал — возразил Олешко направив луч на дорогу — им же удобнее будет. Видите, как видно?

И тут от Римова донесся торопливый перезвон. Олешко застыл.

— Что это? — спросил он — Будто на Городище в било бьют.

— Сделай, наконец, что ни будь с этим светом! — вспылил Муровец.

— Если бы я знал, как это делается — сникнув ответил Олешко — Мирко, как его затушить, а?

Мирко нажал на кнопку, вокруг опять была темнота. И в ней были слышны отдаленные удары по металлу.

Потом друг за другом в Городище начали загораться крошечные огоньки.

— Тревога! — спохватился Олешко — Скорее в Городище!

— Погоди — остановил его Муровец и прислушался — Похоже, сюда кто-то гонит конями — и вдруг расхохотался так, что кони опять перепугались — Не иначе, как нам на помощь спешат!

— Какая помощь? — не понял Олешко — Зачем она нам?

— Ну, конечно! Ребята увидели свет возле Сулы и подумали, что на нас налетел Змей.

— Видимо, так и есть — согласился дед Овсей и набросился на Олешка — Вот же ж дурак! Застал такого Перуну молиться, он и лоб расшибет!

— Но разве я знал… — растерянно промямлил Олешко. Однако сразу нашелся — Слушайте, так это же замечательно! Мы им скажем, что на нас действительно набросился Змей. А вы, дядь Илька, как дали ему! А мы как прибавили! И все — нет Змея. Опять дал стрекача к своей норе.

И Олешко поспешно спрятал фонарик в карман.

— Меня не впутывай — предупредил Муровец — сам заварил эту кашу — сам и ешь.

— И съем. Была бы каша, а рот всегда найдется!

От леса до них приближались огни факелов. Той ночью в Римове спали немногие. Все пересказывали друг другу всевозможные ужасы о нападении Змея. А также то, как Олешко Попович, который очутился ближе к Змею, вышел победителем в жестоком поединке… И никто не обратил внимание на то, что Муровец при этом загадочно хмыкал в длинные усы, а дед Овсей сердито плевался и называл кого-то брехлом несусветным.

Владимир Мономах

Наблюдатель Панько сидел на нижней ступени, пощупывав ногу в лубке и свирепо ругал невесть кого. Он только что слезал со сторожевой башни и оступился на ровном.

— Ох же растяпа — сказал ему дед Овсей — даже лазить по-людски не умеешь.

Наблюдатель хотел сказать что-то гневное, но сдержался. С дедом заводиться не стоило. Мало того, что тот старше и тоже остер на язык, так еще и Илья Муровец за ним во всем тянет руку…

Поэтому наблюдатель закатил штанину и, стиснув зубы, смотрел, как отекает его нога.

Дед Овсей пощупал ее и сочувственно покачал головой.

— Без доброго костоправа не обойтись — крякнул он и позвал — эй, ребята, а сгоняйте-ка кто к деду Никитке!

Тогда поплевал на руки и полез по шаткой лестнице на башню. Витька с завистью наблюдал, как дед, почти не наклоняясь к лестнице, ловко преодолевает ступень за ступенью. За какое-то мгновение дед уже стоял на наблюдательной площадке и, приставив ладонь к лбу, внимательно смотрел за Сулу.

Однако, видимо, ничего подозрительного не обнаружил, потому что через минуту глянул вниз и позвал:

— Мирко, где ты там? А лезь-ка сюда…

Витька стал рядом с дедом и у него перехватило дыхание.

В своей жизни он взлезал на наивысшие скирды, крыши и деревья, но забираться на такую высь ему еще не приходилось. Темно-зеленоватые камыши, обильно испещренные прошлогодними желто-коричневыми скалками, покачивались так далеко внизу, что от них не было слышно и шороха. Да что там камыши — даже утки, которые иногда перелетали с одного плеса на другой — и те летали ниже него, Витьки!