Сторожевая застава

Дорога отрезана

Из врат на своем тяжеловозе выехал Илья Муровец. Не поворачивая голову, поглядел на ребят. Увидел меж них деда Овсея и нахмурил и без того нахмуренные брови.

— Я же вас ожидаю, деда — укоризненно прогудел он. Дед Овсей сконфузился.

— Да я тут заболтался немного — сказал он — А что такое?

— Хочу прогуляться в одно место. И вас взять с собой, конечно, если вы не против. И Олешка. И… Мирка.

Ребята завистливыми глазами взглянули на Витькина. Попович мигом оседлал своего коня. Затем вынес из приземистого здания половецкое седло и накинул его на мохнатого половецкого конька. Потому подозвал Витьку и велел:

— Седлай сам. Учись.

Впрочем, седлал Витька недолго. Олешко стоял рядом и укоризненно покачивал головой. Потом отстранил Витьку и принялся седлать конька сам.

— Вот так надо — объяснял он при том — А теперь так. Следи, если бы он пузо не надувал. Потому что выдохнет — и ты вместе с седлом окажешься у этого хитреца под животом. Ну, теперь все. Трогаемся!

Илья Муровец с дедом Овсеем ожидали их на мосту возле врат.

Всадники степенно ехали главной Римовской улицей. Олешко время от времени принюхивался.

— Лепешки пекут — говорил он и причмокивал языком — На смальце.

— Тебе лишь лепешки в голове — сердито упрекнул его дед Овсей.

— Эх, деда, лучше бы они было вот тута — улыбнулся Олешко и похлопал себя по животе.

За Римовскими воротами они свернули к лесу и направились дорогой, которая вилась к Суле. В вершинах устало зевал ветерок. От плавней раз за разом доносилось басовитый рев водяного бугая.

Дед Овсей пристально всматривался под ноги — изучал следы. Вдруг остановился и сказал:

— Кабан свирепствовал. Кого-то загнал на дерево.

Это было то самое дерево, на котором сидел на рассвете Витька. Внезапно в Олешковых руках очутился лук. Свистнула стрела. Затем что-то серое и большое промелькнуло среди веток и исчезло в чаще.

— Жаль, что не попал — сказал Олешко и забросил лук за спину — над дорогой залегла дикая кошка рысь — объяснил он ошарашенному Витьке.

— Зря ты стрелял — нахмурился дед Овсей — такого зверя надо бить или наверняка, или не трогать вообще. Потому что подраненная рысь способна на все.

— Хе… — беззаботно отозвался Олешко и пошевельнул повод.

Витька оторопел смотрел на ветку, где засела дикая кошка рысь. А ему же на рассвете думалось, что это самое безопасное место во всем лесу!

— Не задерживайтесь — коротко бросил Муровец. На опушке леса он остановился. Не поворачивая голову спросил:

— Гей, Жила, ты спишь?

В ответ едва заметно качнулась одна из веток очень высокого дуба и блестящий желудь звонко стукнул Муровца по шлеме.

— Глаза повыбиваешь — вполголоса предостерег великан — Так как — все ладно?

— Да будто ладно — ответил из высоты невидимый Жила — тьфу-тьфу.

— А из Змеевой норы ничего не вытыкалось?

— Тьфу-тьфу…

— Ну бди дальше.

Они свернули в перешеек между болотами. Под конскими ногами мягко запружинила торфянистая земля. Длинноногие аисты недовольно клокотали на непрошеных гостей и неохотно уступали им дорогу.

Возле Портяной Витькин конек уперся. Он ни за что не хотел ступать на две грубо обтесанных колоды, что были переброшены через речушку вместо моста.

— Придется лезть в воду — сделал вывод дед Овсей — На то она Портяная и зовется, чтобы перед ней снимать порты.

Но, к сожалению, скупаться Витьке не удалось. Илья Муровец легонько хлопнул конька по крупу, и тот мигом очутился на противоположной стороне.

Еще немного — и их глазам открылся голубой плес Сулы.

Внезапно на том берегу внезапно появилось из-за кустов трое. Один из них был в наряде русского воина, а двое других…

— Половцы! — вырвалось у Витькина.

— Именно — согласился дед Овсей — Но не бойся, то наши половцы. Горошинские.

— Как это? — не понял Витька.

— На нашу сторону когда-то перешли. А живут они вон там, в Горошине — дед Овсей махнул рукой за Сулу и немного влево — туда, где на самом горизонте виднелся синий лес.

Один из всадников, увидев Римовцев, взмахнул рукой — то ли приветствуя, то ли успокаивая.

— Все в порядке — заметил Олешко и тоже взмахнул им рукой — Конечно, те, что за мной гнались, теперь, видимо, бросились за тридевять земель. Думаю, надолго меня запомнят.

— Неизвестно еще кого — насмешливо хмыкнул Муровец — Может, тебя, а может, Змея.

И первым свернул в ту сторону, где была нора Змея. Неподалеку от нее всадники остановились. Дед Овсей долго разглядывал кучу гранитных камней, которая возвышалась над кустами.

Наконец улыбнулся в усы и сказал:

— Ну и поработал ты, Олешко! С испугу, или как?

Олешко дернулся в седле, будто на него вылили горшок кипятка.

— Такое, деда, скажете! Кого бы это я должен был пугаться? Он соскочил из коня и принялся поднимать верхнюю глыбу. Глыба не поддавалась.

— В землю вросла, или что? — удивился Олешко. Илья Муровец кивнул головой.

— Когда-то и со мной было что-то подобное — сказал он. — Эге ж, мальцом еще был и набросился на меня лось. То я от него, словно белка, рванул по сосне. Едва сняли меня оттуда. А потом с десяток раз пробовал выбраться на нее. И представьте себе — ни разу не удалось.