Она, конечно, опасалась последствий – и в этой жизни, и за гробом. Господь наверняка ее покарает. Он может наслать на нее страшную болезнь или лишить рассудка – или поразить слепотой. Марджери думала об этом так часто, что порой у нее начинала болеть голова. Имелись и другие причины для опасений. Дурные предчувствия насчет папской буллы оказались, увы, вполне обоснованными. Пуритане теперь на всех углах именовали католиков угрозой для страны, и нетерпимость вновь расцветала пышным цветом.
Барту приходилось платить увеличенный штраф – целый фунт вместо прежнего шиллинга – за то, что он не ходил в церковь. За фунт можно было купить мушкет, нарядную сорочку или маленького пони. Эти штрафы не нанесли серьезного урона доходам Барта, составлявших около пятидесяти фунтов в неделю от арендаторов, но все же… Староста приходской церкви побаивался графа, однако раз в неделю набирался мужества и являлся за деньгами – и Барт вынужден был платить.
Ролло пострадал гораздо сильнее. Он лишился своего дела, ибо отказался присягнуть Тридцати девяти статьям. Ему пришлось продать Прайори-гейт, и дом перешел в руки торжествующего Дэна Кобли. Леди Джейн переселилась в Новый замок, к Марджери и Барту, а Ролло уехал прочь, и даже мать не знала, куда он подался.
Нед злился и не скрывал своей ярости. Королева Елизавета с самого начала своего правления ратовала за религиозные свободы – и добрые десять лет их поддерживала, доказывая делом, что это возможно. А ныне, сердито шипел Нед, все ее усилия пошли прахом из-за какого-то недоумка в папской тиаре! Марджери не нравилось, когда Нед бранил папу, но в глубине души она соглашалась с ним, а потому всякий раз, едва речь заходила об этом, быстро переводила разговор на иную тему.
На самом деле она вообще старалась не размышлять о политике и вере, поскольку все ее мысли занимала любовь. Стоило ей расстаться с Недом, как она принималась грезить о следующей встрече – и о том, чем они займутся, когда снова увидятся. Вот и сейчас воображение услужливо нарисовало, как они лежат вместе, и, словно наяву, она услышала нежные слова, которые Нед шепчет ей на ушко, касаясь ее кожи. Эта фантазия породила томление в чреслах, и рука Марджери скользнула к низу живота, где вспыхнуло желание. Как ни удивительно, даже частые встречи с Недом не могли утолить это желание, как если бы один грех тянул за собой другие.
Пес Мик, лежавший возле кровати, вдруг встрепенулся и зарычал.
– Тсс! – шикнула на него Марджери, но пес внезапно гавкнул. В следующий миг кто-то постучал во входную дверь дома.
Этот уверенный стук сулил неприятности. В дверь постучали снова, громко, решительно, даже высокомерно, что ли. Мало кто осмеливался стучать подобным образом в дверь графского дома. Марджери спрыгнула с кровати и подбежала к окну. У двери стоял шериф Мэтьюсон, которого сопровождал десяток городских стражников.
Марджери не знала, зачем пожаловал шериф, но почти не сомневалась, что его приход так или иначе связан с вопросами веры.
Накинув на плечи шаль, она выбежала из комнаты. Из графской спальни высунулась голова Барта.
– Что там такое? – сонно спросил граф.
– Не открывай дверь!
Новый стук раскатился по дому.
Марджери метнулась через площадку к двери комнаты Стивена Линкольна, распахнула ее и ворвалась внутрь – сейчас было не до правил приличия. Священник, впрочем, уже успел одеться и стоял на коленях на молитвенной скамейке.
– Пришел шериф! – Марджери мотнула головой. – Идемте со мной. И возьмите все, что нужно.
Стивен взял шкатулку, в которой лежали предметы, необходимые для мессы, и поспешил за Марджери.
В коридор в ночной сорочке вышел Бартлет, за которым следовала заспанная молодая няня.
– Ступай обратно в свою комнату, Барти, – велела Марджери. – Я позову тебя, когда завтрак приготовят.
Она сбежала по лестнице, моля Бога, чтобы слугам со страха не вздумалось впустить Мэтьюсона. Она почти опоздала – юная Нора Джозефс как раз возилась с засовом, приговаривая: «Да иду уже, иду!»
– Стой! – цыкнула на нее Марджери.
Все слуги в доме были католиками. Они наверняка сообразят, что означает появление шерифа, и будут молчать о том, что им доводилось видеть в этих стенах.
Стивен следовал за Марджери по пятам. Они быстро прошли по коридору в кладовую, за которой располагалась винтовая лестница. Поднялись на пролет вверх, свернули в другой коридор и очутились в тупичке, что вел к пекарне старого замка, давным-давно заброшенной. Марджери отодвинула железную заслонку огромной печи – там когда-то, много лет назад, она целовалась с Недом.
– Полезайте! – скомандовала она. – И сидите тихо!
– Они сюда не заглянут?
– Отступите подальше, надавите на стену. Там есть помещение. Да скорее же!
Стивен забрался в печь, и Марджери вернула заслонку на место.
Тяжело дыша, она вернулась ко входной двери, возле которой уже стояла леди Джейн, – волосы убраны под ночной чепец, во взгляде страх. Марджери плотнее запахнулась в шаль и кивнула Норе Джозефс.
– Теперь можешь открывать.
Нора отодвинула засов.