Читаем Столп огненный полностью

Эбрима взял стакан и сделал долгий глоток. Надо отдать Карлосу должное, в вине тот разбирался отлично. Эбрима вытер губы рукавом, ощущая, как вино согревает кровь и понуждает веселее глядеть на мир. Дружески потолковал с Яном Фольманом о делах, с Имке – о детях, а с Карлосом коротко переговорил насчет заказчика, который опаздывал с оплатой счетов: этот заказчик был среди приглашенных, наслаждался гостеприимством Карлоса, и Эбрима полагал, что сейчас самое время спросить его о деньгах; но Карлосу не хотелось портить настроение ни себе, ни другим. Гости понемногу начинали шуметь, дети баловались и кричали, юнцы пытались обаять юниц, а женатые мужчины заглядывались на жен своих друзей. Все пиршества одинаковы, подумалось Эбриме, в Африке все то же самое.

А потом пришел Пьетер Тительманс.

Эбрима заподозрил неладное, когда по столовой, начавшись от двери и быстро достигнув дальних углов, прокатился шепоток. Они с Альбертом Виллемсеном как раз обсуждали преимущества чугунных пушек перед бронзовыми, когда оба поняли, что что-то не так, и повернулись. Пьетер Тительманс стоял в дверном проеме, сверкая серебряным крестом, а за его спиной виднелись отец Гус и четверо солдат.

– Что нужно этому дьяволу? – пробормотал Эбрима.

– Быть может, он пришел поздравить Карлоса? – В голосе Альберта прозвучала плохо скрытая тревога.

Карлос протолкался сквозь притихших гостей и дружелюбно заговорил с Тительмансом:

– Добрый день, декан Пьетер. Прошу, проходите. Не желаете ли вина?

Инквизитор отмахнулся.

– Тут есть протестанты? – сурово спросил он.

– Не думаю, – ответил Карлос. – Мы только что вернулись из собора, где…

– Я знаю, чем вы занимались в соборе! – грубо перебил Тительманс. – Повторяю, тут есть протестанты?

– Уверяю вас, насколько мне известно…

– Сын мой, ты готов солгать. Я чую твою ложь!

Дружелюбие Карлоса дало трещину.

– Если вы не верите мне, зачем тогда спрашиваете?

– Чтобы испытать тебя. А теперь помолчи-ка.

Карлос возмутился:

– Вообще-то вы в моем доме!

Тительманс возвысил голос так, чтобы слышали все.

– Я пришел за Альбертом Виллемсеном!

Похоже, инквизитор не запомнил Альберта в лицо за тот короткий разговор на Пастбище графа Юбера; на мгновение Эбрима понадеялся, что гости сообразят сделать вид, будто Виллемсена здесь нет. Но его надежды не оправдались: многие, очень многие не нашли ничего умнее, чем повернуться и уставиться на Альберта.

Тот, помешкав в нерешительности, шагнул вперед и с напускным спокойствием спросил:

– Что вам угодно?

– Мне угодны ты и твоя жена. – Тительманс указал пальцем на Бетье, к несчастью, стоявшую рядом с супругом. Та побледнела, подтверждая догадку инквизитора, и придвинулась к мужу.

– Где ваша дочь?

Дрике держалась поодаль от родителей, и это было кстати: четырнадцатилетнюю девочку инквизитор вряд ли запомнил.

– Ее здесь нет, – отважно солгал Карлос.

Быть может, хоть девочку спасем, подумалось Эбриме.

Но Дрике не пожелала спасаться.

Звонкий девичий голос прорезал тишину:

– Это я Дрике Виллемсен.

Сердце Эбримы упало.

Она стояла у окна, в белом платье, и разговаривала с Маттусом, пасынком Эбримы, держа на руках домашнюю кошку Карлоса.

– Декан, это же ребенок! – воскликнул Карлос. – Неужто…

Но Дрике еще не закончила.

– Я – протестантка, – продолжила она с вызовом. – И благодарю за это Господа.

Гости принялись перешептываться, кто восхищенно, кто осуждающе.

– Иди сюда, – велел Тительманс.

Дрике пересекла столовую, высоко держа голову.

Вот дьявол, – подумал Эбрима.

– Берем этих троих, – распорядился Тительманс, обращаясь к своим спутникам.

– Почему вы никак не оставите нас в покое? – крикнул кто-то из гостей.

Инквизитор гневно повернулся в ту сторону, откуда донесся крик, но не смог разглядеть смутьяна. Зато Эбрима знал, кто кричал: уж он-то голос юного Маттуса ни с каким другим бы не спутал.

Крикуна поддержал другой:

– Отправляйтесь обратно в Ронсе!

Прочие гости одобрительно загудели и тоже принялись осыпать церковников насмешками и упреками. Солдаты вывели семью Виллемсенов из столовой. Тительманс повернулся, чтобы уйти, и тут Маттус метнул ему в спину буханку хлеба. Инквизитор вздрогнул, но оборачиваться не стал. В следующий миг в стену рядом с ним ударилась кружка, и вино забрызгало сутану инквизитора. Насмешки становились все грубее, голоса повышались. Тительманс поспешно юркнул в дверной проем, едва второпях не споткнувшись.

Гости проводили его смехом и улюлюканьем, но Эбрима знал, что радоваться нечему.

3

Сожжение Дрике назначили через две недели.

Об этом объявили в соборе. Тительманс сообщил, что Альберт и Бетье отреклись от своих заблуждений, раскаялись перед Господом и умолили святую церковь принять их обратно в свое лоно. Он догадывался, скорее всего, что это раскаяние Виллемсенов было притворным, но ему пришлось довольствоваться штрафом. А вот Дрике, к всеобщему ужасу, наотрез отказалась отрекаться от еретической веры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Столпы Земли ( Кингсбридж )

Столп огненный
Столп огненный

Англия. Середина XVI века. Время восшествия на престол великой королевы Елизаветы I, принявшей Англию нищей и истерзанной бесконечными династическими распрями и превратившей ее в первую державу Европы. Но пока до блистательного елизаветинского «золотого века» еще далеко, а молодой монархине-протестантке противостоят почти все европейские страны – особенно Франция, желающая посадить на английский трон собственную ставленницу – католичку Марию Стюарт. Такова нелегкая эпоха, в которой довелось жить юноше и девушке из северного города Кингсбриджа, славного своим легендарным собором, – города, ныне разделенного и расколотого беспощадной враждой между протестантами и католиками. И эта вражда, возможно, навсегда разлучит Марджери Фицджеральд, чья семья поддерживает Марию Стюарт словом и делом, и Неда Уилларда, которого судьба приводит на тайную службу ее величества – в ряды легендарных шпионов королевы Елизаветы… Масштабная историческая сага Кена Фоллетта продолжается!

Кен Фоллетт

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза