Столп огненный

Намеченной жертвой был Антуан де Бурбон, король Наварры. Причем убийство являлось основным звеном заговора, призванного одновременно вывести из большой игры двух других убежденных и яростных противников де Гизов – младшего брата Антуана, принца Конде, и наиболее важного союзника Бурбонов Гаспара де Колиньи, адмирала Франции и самого неугомонного и деятельного члена семейства Монморанси.

Этих троих, Антуана, Луи Конде и Колиньи, хотя они редко появлялись где-либо вместе, опасаясь как раз такого вот заговора, удалось заманить в Орлеан: был пущен слух, что на заседании Генеральных Штатов предполагается обсудить свободу вероисповедания. Будучи вожаками сторонников терпимости, они не имели права пренебречь участием в этом заседании. Им пришлось рискнуть.

Орлеан располагался на северном берегу Луары. От моря этот город отделяло двести миль, но орлеанский речной порт заставлял вспомнить суету приморских городов: по реке туда и сюда сновали разномастные суда и лодки, в основном плоскодонки со складывающимися мачтами, способные преодолевать мели и проходить под мостами. В самом сердце города, через улицу от собора, высился недавно возведенный дворец Гроло, чей спесивый владелец Жак Гроло затеял строительство ради того, чтобы удостоиться чести принимать у себя короля и двор.

Какое красивое здание, думал Пьер, подходя ко дворцу ранним утром в день, назначенный для убийства. Красные кирпичи стен перемежались черными, и вокруг высоких окон, что тянулись рядами вдоль фасада, складывались причудливые узоры. К главному входу вели сразу две лестницы, причем изгибы пролетов одной словно отражались в изгибах другой, как в зеркале. Дворец, несмотря на некоторую необычность, выглядел солидно и достойно, и Пьеру это нравилось.

Он вошел внутрь – вместе с убийцей, Шарлем де Лувье.

В присутствии Лувье Пьер испытывал двойственные чувства. Тот хорошо одевался и был по-придворному галантен, однако в его манерах, в развороте плеч и во взгляде все же ощущалось нечто грубое и свирепое. Разумеется, убийц вокруг хватало, и Пьеру доводилось видеть казни таких людей на Гревской площади в Париже, но Лувье отличался от прочих. По происхождению он был дворянином, о чем говорила частица «де» в имени, и ему нравилось убивать людей собственного сословия. Это казалось странной, болезненной причудой, но все соглашались, что именно такому человеку следует поручить убийство Антуана: ведь негоже, чтобы принца крови прикончил какой-нибудь мужлан.

Внутри дворец Гроло поражал роскошью. Стенные панели будто искрились, многоцветные шпалеры еще не успели выцвести, а медь тяжелых канделябров пока ничуть не потускнела. Потолки всех помещений украшали фрески, притягивавшие взор буйством красок. Мсье Гроло, местный политик и коммерсант, явно хотел поведать всему миру о том, насколько он преуспел в делах.

Пьер провел Лувье в покои королевы и там попросил слугу сообщить о своем приходе Элисон Маккей.

Теперь, когда подруга ее детства Мария Стюарт стала королевой Франции, Элисон сделалась настоящей светской дамой. Пьеру случалось наблюдать, как эти две девушки, облаченные в немыслимо дорогие, сверкающие драгоценным камнями наряды, отвечают на глубокие поклоны знати небрежными кивками и снисходительными улыбками, и он часто думал о том, как быстро люди привыкают к своему высокому положению и всеобщему поклонению; вот чего он отчаянно стремился добиться для себя самого.

Разумеется, являться к первой фрейлине двора в столь ранний час вряд ли было хорошим тоном, но Пьер успел хорошо узнать Элисон с того самого дня, больше года назад, когда принес Марии весть о скорой и неизбежной смерти короля Генриха Второго. Будущее Элисон, как и его собственное, было неразрывно связано с фортуной семейства де Гизов. Девушка знала, что Пьер – посланник кардинала Шарля, и доверяла ему, а потому должна понять, что он не пришел бы без необходимости.

Несколько минут спустя слуга провел двух мужчин в маленькую приемную. Элисон сидела за круглым столом. Судя по всему, одевалась она в спешке, попросту набросила парчовую накидку поверх ночной рубашки. Темные волосы уложены наспех, голубые глаза еще подернуты поволокой сна – она выглядела очаровательно, обольстительно небрежно.

– Как себя чувствует король Франциск? – осведомился Пьер.

– Не слишком хорошо, – ответила Элисон. – С ним всегда так. Вы же знаете, в детстве он переболел оспой, а потому слегка не в себе и вечно хворает.

– А что королева Мария? Я слышал, она по-прежнему скорбит о своей матушке? – Мать Марии Стюарт, Мари де Гиз, скончалась в Эдинбурге в июне.

– Насколько возможно скорбеть по матери, которую ты едва знала.

– Полагаю, в Шотландию королева Мария плыть не намерена? – Этот вопрос изрядно беспокоил самого Пьера и братьев де Гиз. Если Марии Стюарт вдруг втемяшится в голову, что она должна править Шотландией, де Гизы, скорее всего, не смогут ее остановить, ведь она носит титул королевы шотландцев.

Элисон ответила не сразу, чем усугубила страхи Пьера.

– Шотландцам точно не помешает твердая рука, – сказала наконец девушка.