Читаем Столп огненный полностью

Пьер сел и, чтобы скоротать ожидание, принялся размышлять. Недавний разговор с Элисон поразил его в самое сердце. Подумать только, лучшая подруга королевы Франции могла бы выйти за него замуж, будь он холост! Они составили бы отличную пару – оба умные, привлекательные на вид и отчаянно честолюбивые… Он вполне мог бы сделаться герцогом. Сожаление об утраченной возможности бередило душу. Тем сильнее Пьер ненавидел Одетту. Вульгарная деревенщина, та упорно тянула его обратно в пучину, из которой он столь усердно старался выбраться. Ни к чему лукавить с самим собой, она разрушила его жизнь.

Приемная постепенно заполнялась людьми. Наконец появился Антуан де Бурбон. Его лицо было красивым, но каким-то безвольным, а тяжелые веки и клонившиеся книзу усы придавали ему угрюмый и глуповатый вид. Брат принца очутился в тюрьме, адмирал Колиньи пребывал все равно что под арестом; в подобных обстоятельствах Антуан должен был догадаться, что против него злоумышляют. Разглядывая принца, Пьер подумал, что тот, похоже, знает, что обречен. Весь облик Антуана будто говорил – делайте что хотите, мне плевать.

Прибыли герцог Франсуа и кардинал Шарль. Кивая знакомым, де Гизы проследовали во внутренние покои, не задержавшись в приемной.

Несколько минут спустя заждавшихся придворных пригласили к его величеству.

Король Франциск восседал на украшенном изысканной резьбой троне. Казалось, он чуть клонится в сторону и потому вынужден опираться о подлокотник. Лицо короля было бледным и мокрым от пота. Элисон говорила, что Франциску постоянно неможется, однако сегодня он выглядел хуже обычного.

Кардинал Шарль стоял рядом с троном.

Пьер с Лувье встали в первых рядах, убедившись, что королю хорошо их видно. Антуан де Бурбон остановился в нескольких шагах от них.

Оставалось дождаться, когда король даст знак.

Вместо знака Франциск поманил к себе одного из придворных и что-то спросил. Пьер не слышал, о чем они разговаривали. Почему Франциск тянет? Ему следовало отдать распоряжение об убийстве немедля. Как-то странно сначала уделять внимание мелким хлопотам, будто убийство принца крови – всего лишь одно из тысячи повседневных дел. Но король не спешил, подозвал другого придворного и тоже стал о чем-то расспрашивать.

Кардинал Шарль наклонился к королевскому уху и зашептал, должно быть, требуя от короля долгожданного сигнала. Франциск досадливо отмахнулся – дескать, не торопите, дядюшка, всему свое время.

Епископ Орлеанский затеял произносить длинную речь. Пьеру захотелось его задушить. Король откинулся на спинку трона и закрыл глаза. Наверное, посчитал, что люди подумают, будто он сосредоточенно размышляет над словами епископа. Со стороны чудилось, скорее, что Франциск заснул – или лишился чувств.

Минуту спустя король открыл глаза и огляделся. Вот его взгляд остановился на Лувье, и Пьер было уверился, что миг настал, но потом королевский взор переместился дальше.

А затем Франциск затрясся.

Пьер с ужасом взирал на происходящее. Лихорадка, вызывавшая судороги, свирепствовала во Франции и в других европейских странах уже третий год. Порой эта болезнь имела роковые последствия.

Подай же знак, мысленно взмолился Пьер, ради всего святого, а потом можешь трястись, сколько вздумается!

Король привстал. Но сил, чтобы подняться, у него явно не нашлось, и он снова сел. Епископ Орлеанский продолжал вещать, то ли не замечая, то ли не желая видеть, что королю нездоровится. Зато кардинал Шарль оказался куда сообразительнее. Он негромко сказал что-то Франциску. Король отрицательно мотнул головой. Шарль развел руками и помог королю встать.

Нетвердым шагом король двинулся к двери в свои покои, буквально повиснув на кардинальской руке.

Пьер покосился на Антуана де Бурбона. Тот выглядел столь же потрясенным, как и все остальные. По всей видимости, случившееся было для него полной неожиданностью. Он понимал, что счастливо избежал опасности, но вряд ли мог объяснить, чему обязан своим спасением.

Кардинал Шарль махнул рукой своему брату Меченому, однако, к несказанному удивлению Пьера, герцог Франсуа, весь облик которого выражал живейшее негодование, повернулся спиной к кардиналу и королю. За подобное проявление неуважения любой здравомыслящий король велел бы бросить герцога в темницу.

По-прежнему опираясь на Шарля, король Франциск вышел из залы.

4

У подножия Альп, по которым Сильви приближалась к Женеве, стало намного холоднее. Наступил ноябрь, но девушка не позаботилась заранее запастись плащом на меху и потому отчаянно мерзла.

Выяснилось, что не позаботилась она слишком о многом. Она не представляла, как быстро снашивается обувь, если идти с утра до вечера и день за днем. Не ожидала хищной алчности трактирщиков, в особенности там, где таверна или постоялый двор были единственными на всю округу; эти мерзавцы драли три шкуры даже с монахинь. К мужским приставаниям она готовилась и быстро научилась отваживать нахалов, но вот женщина, пожелавшая ласки в общей спальне одного приюта, застала ее врасплох.

Перейти на страницу:

Все книги серии Столпы Земли ( Кингсбридж )

Столп огненный
Столп огненный

Англия. Середина XVI века. Время восшествия на престол великой королевы Елизаветы I, принявшей Англию нищей и истерзанной бесконечными династическими распрями и превратившей ее в первую державу Европы. Но пока до блистательного елизаветинского «золотого века» еще далеко, а молодой монархине-протестантке противостоят почти все европейские страны – особенно Франция, желающая посадить на английский трон собственную ставленницу – католичку Марию Стюарт. Такова нелегкая эпоха, в которой довелось жить юноше и девушке из северного города Кингсбриджа, славного своим легендарным собором, – города, ныне разделенного и расколотого беспощадной враждой между протестантами и католиками. И эта вражда, возможно, навсегда разлучит Марджери Фицджеральд, чья семья поддерживает Марию Стюарт словом и делом, и Неда Уилларда, которого судьба приводит на тайную службу ее величества – в ряды легендарных шпионов королевы Елизаветы… Масштабная историческая сага Кена Фоллетта продолжается!

Кен Фоллетт

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза