Читаем Столп. Артамон Матвеев полностью

   — Ты — ихний, — сказал казак-глашатай, посматривая на «царевича», но указывая на толпу.

Казаки столкнули с чурбана тело воеводы, подтащили Фрументия. Несчастный выл, корчился.

   — Тятенька! Тятенька! — крикнула девочка, выскакивая из толпы.

Казаки торопливо ткнули бывшего подьячего Тайного приказа лицом в воеводскую кровь, тотчас и сабля свистнула. А девочка-пятилеточка уже вот она, схватила голову тятеньки и кинулась в толпу, к матери, к братьям, к сёстрам. Мураши в ужасе рассыпались, побежали.

Пришлось казакам девочку догонять, голову отнимать, кровью вымазываться.

Площадь опустела, но подсудные остались.

   — Куда их? — спросил глашатай «царевича».

   — Этих — в капусту, — указал на воеводскую семью. — Остальных на все четыре стороны.

Казаки тотчас и зарубили воеводиху и трёх её сыновей.

   — А бумаги?! — вспомнил глашатай. — Может, согнать народ?

   — Сей народ отныне — казаки! — гаркнул Нечай. — Баранов будешь сгонять. Когда заведёшь.

Бумаги заставили поджечь самих подьячих.

<p>4</p>

Обедать «царевич» Нечай пожаловал-таки к Савве с Енафой. С «царевичем» было шестеро «бояр» и шестеро старшин.

Кровавые казни казакам голода не убавили.

Савву «царевич» тоже посадил за стол — отведывальщиком еды и питья.

Енафа подала на первое стерляжью, золотом полыхнувшую уху и окрошку с белужьим боком, с укропом, с пёрышками лука, с листиками свёклы.

Кубки и чары против каждого стояли серебряные, братина с мёдом позлащённая. От разбойников всё бы попрятали, а перед царским сыном — лучшее напоказ. Нечай был доволен.

Выпили за здоровье великого государя Алексея Михайловича, не закусывая — за святейшего Никона, третью — за «царевича». И только потянулись к рыжикам, к груздочкам — явился ещё один гость. Высокий, статный, глазами сер, взглядом твёрд, а губы да бровки — бабьи.

Поклонившись «царевичу» до земли, гость, не ожидая приглашения, сел рядом с Саввой.

   — Я — Алёна. У вас — праздники, а у меня — сражения. Второй день Желтоводский монастырь промышляю. Народу имею тысячи полторы да в Лыскове столько же, а городоимцев нет, ратное дело один Боляев знает, мордвин, в Москве служил, в стрельцах. Помогайте.

   — Коли ты, Алёна, атаман, ешь и пей с нами, — предложил Нечай и глянул на Янку Микитинского. — Помощника тебе найду. Однако ж промысел нужно чинить обдумавши. Ты — человек здешний, вот и расскажи, что тут да как.

   — Я за столом помалкивать привыкла, — сказала Алёна.

   — Царский пир — всё равно что Дума ближних людей. Не монашенка, чай. Чувствуй себя вольно.

   — Пальцем в небо попал, — усмехнулась атаманша. — Под мужским платьем на мне риза черным-черна. Ну а коли ты меня, бабу, пожаловал, вели за столом хозяйке дома сидеть. Мне без неё будет скучно с вами.

   — Ты с царским сыном повежливей! — крикнул один из бояр.

   — Ладно тебе, — сказал Нечай. — Хозяин, зови свою половину.

Енафа отнекиваться не стала, села рядом с Алёной.

   — Видишь, — сказала та, — приходила к тебе смиренной побирушкой, а Бог меня — в атаманы. Бестолковее меня нет, вот и выкликнули.

Казаки выпили за здравие Степана Тимофеевича, налегли на вкусную, на царскую еду. Похваливали хозяйку, и Енафа улыбалась.

«Господи! — думал с ужасом Савва. — За один этот пир нас коли не повесят, так засекут до смерти».

   — В малых городах воеводы присланные, а стрельцы местные, — говорила Алёна. — За воевод стоять не будут, да ведь и мало стрельцов. Где сотня, где полсотни, а где десяток-другой.

   — Что ж ты под Макарьевым толчёшься? — ухмыльнулся Янка Микитинский.

   — В Макарьеве есть кому биться и есть за что. Все окрестные сундуки свезены в монастырь.

   — За сундуки-то мы не прочь повоевать! — засмеялись казаки.

   — Ты сундук вместо горба, что ли, повесишь? — рявкнул «царевич». — Мы за правду пришли постоять!

   — Святое слово! Нынче за правду война! — согласилась Алёна. — Я монастырь мучаю не ради сундуков. Сё — крепость, её надо взять, чтоб за спиной чужих не было, когда пойдём к Нижнему.

   — Верно! — хлопнул по столу огромной лапой «царевич» Нечай. — Янка, забирай полусотню наших донцов да тыщи две приставших и гони в Макарьев.

   — Макарьев на другом берегу! — возразил Янка.

   — Нам хозяева помогут. — Алёна подтолкнула Енафу. — Дашь корабль?

   — Я, чай, мужняя жена, — ответила Енафа.

Казаки упёрлись глазами в Савву.

   — На моём корабле восточные патриархи плавали, — сказал тот, храня достоинство. — Осчастливь и ты, ваше высочество.

   — Я? — призадумался Нечай. — Нет, я в другой раз. Нужно край показачить...

   — Прежде всего пусть Василь тебе присягнёт, — сказала Алёна. — Как бы из Казани войско не прозевать... Да ещё Козьмодемьянск.

   — Ай да черница! Истинный атаман! — радостно закричал Янка, наливая Алёне полную чару.

   — Кровь лью, а вина не пью, — отвела его руку атаманша.

   — Укажи-ка ты нам попа доброго, у какого мог бы я исповедаться, — тяжко вздохнул Нечай. — Сюда шли через Алатырь. Там на воеводстве сидел Акинф Бутурлин. Запёрся со всем семейством, с дворянами, с дворянками в церкви. На грех церковь была деревянная. Наши хотели их выкурить, а те заупрямились, не открыли дверей... Погорели.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги