Столетов

Много лет спустя (1890 год) в письме к своему ученику В. Михельсону Столетов вспомнил об этом периоде своей жизни: «Я расскажу в двух словах собственную историю. После командировки в 1862–1865 гг. я вернулся совсем больной с расстроенными нервами, головными болями, неисправным пищеварением и пр. Сразу затянулся в преподавание двух предметов, отвлекавшее от не готовой еще диссертации, и в то же время лечился. На таком положении, получая от университета 500 р. и субсидию от старшего брата, пробился три года — до утверждения доцентом. Вслед за тем вытерпел нервную горячку (накопилось!), которая вычеркнула целый год из моего академического существования. После бури воздух освежился, и теперь, — шутливо пишет Столетов, — перевалив за половину срока, обещаемого мне моей фамилией, могу мечтать о полном ее оправдании». Шутка оказалась душераздирающе грустной! Столетову оставалось жить всего шесть лет.

VI. Столетовский кружок

«Поколение, для которого начало его сознательного существования совпало с тем, что принято называть шестидесятыми годами, — говорил в 1907 году К. А. Тимирязев, — было, без сомнения, счастливейшим из когда-либо нарождавшихся на Руси. Весна его личной жизни совпала с тем дуновением общей весны, которое пронеслось из края в край страны, пробуждая от умственного окоченения и спячки, сковывавших ее более четверти столетия».

Словно вешние воды, прорвавшие плотину, хлынули новые молодые силы; множество виднейших деятелей русской культуры — замечательных художников, композиторов, писателей, философов, скульпторов, критиков — появилось в те годы.

Энгельс писал: «Если у общества появляется техническая потребность, то она продвигает науку вперед больше, чем десяток университетов»[13]. Такая потребность стала настоятельной в России ко второй половине XIX века. В шестидесятых годах в русском обществе пробуждается небывалый интерес к естествознанию. В эти годы русский народ выдвинул из своих рядов целую плеяду ученых.

Начинается, пожалуй, самый плодотворный период в истории дореволюционной русской науки.

В 1869 году Д. И. Менделеев сообщает ученому миру о своем бессмертном открытии — периодическом законе.

И. М. Сеченов создает теорию условных рефлексов, тем самым закладывая основы научной физиологии.

А. М. Бутлеров, развивая свою структурную теорию, осуществляет ряд классических синтезов.

Всему миру становится известным имя П. Л. Чебышева. Гениальный математик решает сложнейшие проблемы теории чисел, превращает своими трудами теорию вероятностей в настоящую науку и создает научную теорию механизмов. Знаменитый математик применяет математические методы к решению насущных проблем техники и естествознания.

В Казани трудится ученик Бутлерова В. В. Марковников, он разрабатывает теорию химического взаимодействия, открывает законы, управляющие взаимным влиянием атомов в химических соединениях.

Приступает к научной деятельности великий ученый-революционер к. А. Тимирязев. Своей статьей «Книга Дарвина, ее критики и комментаторы», напечатанной в «Отечественных записках», он начинает пропагандировать материалистическую биологию. В эти годы он создает и свою бессмертную работу «Спектральный анализ хлорофилла».

Все новые и новые работы выходят из-под пера гениального астронома Ф. А. Бредихина.

Трудно даже бегло перечислить все великие открытия, совершенные тогда русской наукой. А ведь ей приходилось развиваться в тяжелейших условиях. Правительство стремилось заморозить ту весну, о дуновении которой говорил Тимирязев.

Русским ученым было тяжело. Правительство отказывало им в средствах, необходимых для развертывания научной работы.

Тимирязев вспоминал, например, что когда ему в Петербургском университете пришлось делать опыт по знаменитой реакции Зинина, все необходимые реактивы для этого он вынужден был купить на свои деньги.

К концу шестидесятых годов положение стало еще более тяжелым. Выстрел бывшего студента Московского университета Каракозова в Александра II был использован реакцией как сигнал к наступлению.

Начался белый террор. Были закрыты прогрессивные журналы «Современник» и «Русское слово». Правительство обрушилось на университеты, видя в них «очаги крамолы». Навести «порядок» в высших учебных заведениях было поручено графу Д. А. Толстому, кстати сказать, совмещавшему пост министра народного просвещения с постом обер-прокурора Святейшего синода.

Министерские циркуляры стали по частям отнимать те немногие права, которые давал университетам устав 1863 года. Чиновники стремились скорее похоронить остатки свобод, предоставленных университетам.

Цензура беспощадно начинает преследовать все передовое, развитию науки ставятся новые бюрократические рогатки. За прогрессивной профессурой устанавливается полицейская слежка.

Надо было иметь большое мужество, чтобы в этих условиях отстаивать высокие идеи шестидесятых годов, идеи Чернышевского, Добролюбова, Писарева.