Столетов

Шестидесятниками мы называем лучших людей того времени, живших передовыми идеями. Но в шестидесятые годы писали статьи не только Чернышевский, Добролюбов, писал статьи и Леонтьев, который требовал «подморозить» Россию, писал и Катков, клеветавший на все революционное. Сочинялись не только революционные прокламации, сочинялось и совсем другое. Когда Зайончевский обдумывал свое нелегальное письмо «К молодой России», когда химик Лугинин, будущий друг Столетова, вместе со своим братом обдумывали мысль о необходимости свержения самодержавия, которую они потом изложили в знаменитой листовке «Великорусе», некий Ефим Дымман писал сочинение, которое он назвал «Наука жизни, или Как молодому человеку жить на свете». В 1859 году книга Дыммана была опубликована. Эго удивительная, великолепная по своей циничной откровенности книга. То, что думали про себя холуи, подхалимы, карьеристы, правила, которыми руководствовались эти люди, Ефим Дымман четко сформулировал и черным по белому изложил.

Дымман составил удивительный кодекс раболепия, карьеризма. «Сущность моих правил, — оповещает Дымман читателей, — состоит в трех главных откровениях: угождении, умеренности и труде».

В своем прославлении подхалимства Дымман поднимается до поэтических высот.

«Угождение, угождение! — восклицает Дымман. — Божественный дар, небесный отвод всех неудач и препятствий, нектар от жажды, небесная манна от голода, всесильное оружие, равно побеждающее и сильного и слабого, и доброго и злого, для которых нет ни врага, ни мстителя!»

«Будь всегда как можно более, — пишет Дымман, — осторожным с людьми и во всех делах. Но более всего надо осторожности в словах: никогда ни с кем не говори о политике и не рассуждай о правительстве; это самый опасный разговор.

В отправлении своей обязанности, — наставляет Дымман, — беспрестанно помни, и всегда над ними трудись, два главных обстоятельства: 1) безусловно угождать своему начальнику и 2) держать всех подчиненных в порядке повиновения».

«Не слушай неблагодарных, — наставительно советует Дымман, — которые корчат молодца против начальства, против существующего порядка».

Дымман вроде бы не против правды, он говорит, что человек должен стремиться к правде, но «во многих случаях надобно укоротить свой крик против неправды и держать язык за зубами».

Дымман подводит «научные» аргументы под стяжательство.

«Бедного человека нельзя считать умным, — говорит он. — Чрезвычайно много есть людей, пользующихся в свете репутацией умных, которые, пройдя поприще своей жизни, живут в большой бедности, то есть без средств к жизни. В великость ума этих людей и верить не могу как потому, что истинно умный человек должен скорее и ловче найтиться к приобретению средств к жизни, как самой необходимейшей потребности к существованию, чем глупый».

Умницы, по Дымману, — это те, у кого мошна набита потуже.

«По самой строгой справедливости, — пишет он, — нельзя не уважать того, у кого много средств к жизни, потому что если он приобрел эти средства, или, лучше сказать, этих свидетелей ума, сам, то нет сомнения, что он человек умный, а умных людей должно уважать».

Столетову немало в своей жизни пришлось иметь дело с людьми, жизненные принципы которых точно совпадали с заповедями, так талантливо сформулированными Е. Дымманом. Самому же ему великолепная школа товарищества привила стойкий иммунитет против бациллы дыммановской морали.

Поступив в университет, Столетов с первых же недель с головой ушел в занятия наукой. Случались дни, когда он никуда не выходил из университета, в котором учился и жил.

Несмотря на то, что с деньгами у него постоянно было туго, жить приходилось бедно, он избегал частных уроков, переводов — всего» что могло нарушить его занятия. Лишь однажды по настоянию профессора С. А. Рачинского, дружба с которым у Столетова зародилась уже в ранние студенческие годы, будущий физик взялся за перевод книги Дарвина «Путешествие на корабле «Бигль».

«Но он с неохотою и ропотом принимался за это дело, — писал биограф Столетова А. П. Соколов, — и, окончив определенный «урок», садился «отдыхать» за аналитическую теорию теплоты».

О том, как Столетов занимался, можно судить по дошедшему до нас его конспекту лекций профессора Н. Е. Зернова. В ясности и точности выражений, в подчеркнутой строгости изложения, которые отличают конспект лекций, уже видны черты столетовского стиля работы. Конспект сделан так, что его без единой поправки можно было бы сдать в печать.

Молодой студент идет впереди всех своих сокурсников.

Недаром большим другом высокоодаренного студента Столетова уже в первый год его пребывания в университете становится магистрант К. А. Рачинский.

Сохранилось письмо, относящееся к 1857 году.

«Его высокоблагородию Александру Григорьевичу Столетову

(1-го курса физико-математического факультета).

От К. А. Рачинского.