Столетов

Но трудности не исчерпывались этим. Подступы к проблеме преграждали два могучих противника: конвекция и радиометрические силы. Первый противник был известен уже давно. Конвекция — это дуновение, порождаемое в газе теплом. Конвекционное действие — это оно поднимает дымок от папиросы, оно колеблет занавески, спускающиеся над радиатором парового отопления; оно шевелит волосы у человека, склонившегося над костром. Луч света, нагревая газ, рождает в нем конвекционные восходящие потоки. Но свет нагревает и сам предмет: молекулы газов, ударяющиеся о нагретую поверхность, отскакивают от нее с большей скоростью, чем молекулы, попадающие на неосвещенную сторону. Возникающие вследствие отдачи молекул так называемые радиометрические силы также действуют на предмет. Обнаружить затушеванное этими явлениями давление света было ничуть не менее трудным, чем заметить мерцание светляка, усевшегося на чечевице прожектора. Сила конвекции и радиометрические силы в тысячи раз превышают силу светового давления.

Собственно говоря, о давлении света было известно все. Все, за исключением того, есть ли на самом деле это давление или предположение о его существовании представляет собой ошибку теоретиков.

Давление света представало перед физиками как некая уходящая за облака вершина, до которой они тщетно пытались добраться, причем было даже не известно, существует ли в самом деле эта вершина.

И тем заманчивее было Лебедеву доказать, что эта вершина есть.

В истории опытов бывало и так, что физик, искавший давление света, находил явление, очень похожее на искомое, но при ближайшем, как говорится, рассмотрении оказывалось, что взятая экспериментатором вершина — это не та, на которую он мечтал взойти.

Удивительные мысли зрели в мозгу молодого физика. Вот каков был примерно ход его рассуждений. Свет и электромагнитные волны взаимодействуют с телом, на которое они падают. Всякое тело представляет собой совокупность молекул. Значит, свет взаимодействует с молекулами. Но взаимодействовать с молекулами должен не только свет, а также любое другое электромагнитное излучение — инфракрасное, ультрафиолетовое.

Следующая мысль — что же порождает световые, тепловые и ультрафиолетовые лучи? Тоже молекулы! Значит, молекула может воздействовать на другую молекулу своим излучением.

Голова идет кругом. А что, если взаимодействие между отдельными молекулами, взаимодействие таинственное, объяснение которому еще не найдено, и кроется в том, что молекулы перекликаются друг с другом своим излучением? Может быть, на тех близких расстояниях, на которых находятся, скажем, молекулы в твердом теле или в жидкости, силы взаимодействия уже не будут отталкивающими?

Может быть, близко размещенные молекулы за счет своего излучения стремятся сблизиться друг с другом? Эти идеи стоило проверить!

Ведь физикам до сих пор не известно, какие силы связывают в комок, да так прочно, частицы камня и металла.

Может быть, силы всемирного тяготения? Нет, расчеты показывают, что эти силы слишком малы, чтобы объяснить ими ту прочную связь, которая существует между частицами жидкостей и твердых тел.

Эти идеи Лебедев и изложил, выступая в Страсбурге на коллоквиуме перед отъездом.

Прежде чем взяться за измерение давления света, Лебедев решил изучить, как действуют другие волны: более крупные электромагнитные волны, звуковые и волны на поверхности жидкости. Как, скажем, воздействуют волны, бегущие по воде, на шар, плавающий в ней?

Так выкристаллизовалась замечательная программа действий. 15 марта 1890 года в очередной тетради для записей планов (гроссбухе, как говорил Лебедев; много таких гроссбухов он исписал за границей) молодой ученый четко выписал то, чем он хочет заниматься в науке. Эта удивительная программа удивительна и тем, что она, по сути дела, вся была выполнена. Знакомясь с научной деятельностью Лебедева, испытываешь необычайное чувство восхищения перед четкой спланированностью, продуманностью действий. Будто изучаешь шахматную партию знаменитого гроссмейстера, строящего план игры на много-много ходов вперед. Можно себе представить, какое высокое наслаждение испытал Столетов, знакомясь с планами Лебедева.

Одинаковы они были своим отношением к работе, науке, творчеству.

Жизнь можно прожить, тщательно обходя все бугорки. Но некоторым такое существование претит. Взбираться на горы — Столетов и Лебедев понимали этот девиз и в переносном и прямом смысле. Лебедев был альпинистом; немало в дни своей юности побродил по Шварцвальдским горам и Столетов.

В уже упоминавшемся письме к Михельсону Столетов делился своим впечатлением от нового сотрудника. Он пишет, что Лебедев — это «весьма деятельный юноша».

Оценка, казалось, сдержанная, но надо знать Столетова, чтобы понять в полной мере эту оценку, данную им молодому сотруднику. Столетов не был тороват на восторги, на словоизлияния.