В воздухе завис тяжёлый дух тайны, и от этого Дарси сходит с ума. Отец скрывает информацию, грозится запретить посещения.
Если вспомнить, как отец обсуждал мать с Демьяном, тоже подозрения возникают. Вообще в этой истории слишком много Демьяна, вечно он вьётся вокруг отца. А когда Дарси попросила помочь с историей болезни, он пропал. Только прислал сообщение, что думает над их планом. Думает, видите ли!
— Ты сейчас в состоянии нездорового ажиотажа, поэтому я не стану принимать твои слова всерьёз. — Отец хмурится. Видно, что обижается и очень зол. — Ты ведёшь себя как упрямый ребёнок. Как насчёт того, чтобы отдохнуть в Европе?
— Как насчёт того, чтобы сказать мне правду? И не начинай снова про мамины пожелания! Ты выполнил её волю, скрывал её от меня сколько мог. Но теперь я знаю, что она жива. В такой ситуации мама не стала бы возражать против моих вопросов.
Отец осел в кресле, словно хотел утонуть в нём и скрыться из вида. В этот раз Дарси была непоколебима, не повелась на его горестный вид. Сегодня она пришла подготовленной к решающей битве.
— Я собираюсь нанять детектива.
У неё грохотнуло в ушах от отцовского взгляда, от того, как он вскочил, опрокинув кресло, и заметался по кабинету.
— Нет! Ты… нет!
Впервые в жизни отец не знал, что сказать. Его отчаяние, его гневная растерянность убедили Дарси, что она на правильном пути. Куда ведёт этот путь, непонятно. Да и ст
Проблема в том, что унюхав секрет такого масштаба, ты уже не можешь свернуть с пути. Дрожа и жмурясь, толкаешься ближе, ближе.
Дарси обняла отца за шею. Он оттолкнул её, но вполсилы, поэтому она удержала, заставляя слушать и слышать. И снова объяснила, чего хочет. Нет, не хочет, требует. Правды. Участия в жизни матери. Объяснила, а потом посмотрела отцу в глаза. И как будто машиной времени проехало по ним обоим. Дарси повзрослела, стряхнула наивность, которую позволяла себе все эти годы. А её отец, подтянутый, элегантный мужчина, превратился в старика. Усталого, неопрятного даже, волосы на висках закудрявились седым пухом.
— Папуль, что с тобой? Как у тебя с сердцем?
— Всё нормально.
Архипов выпрямился, обнял дочь, прижал к себе. Взял объятия в свои руки, как и положено мужчине. Теперь он успокаивает Дарси, а не наоборот. Не должно быть наоборот.
Посмотрел в её глаза, такие материнские, как будто в них и живёт болезнь. Тамара точно так на него смотрела, и от этого взгляда он ей всю жизнь отдал. И дочке отдаст, всё отдаст. Похоже, придётся и правду отдать. Немыслимую правду, ноющую в его груди. Легче сжечь себя заживо, чем выпустить её наружу, но придётся.
Дело не в детективе, его можно подкупить. И не в данном Тамаре обещании сказать дочке правду до начала болезни. Дело в том, что Дарси не простит лжи. Она будет благодарна за прошлое, но не за сегодняшнюю ложь. Ведь она и так стоит на краю правды. Нутром чует ложь, поэтому и настаивает. Не сегодня завтра появятся симптомы, и она узнает о материнском наследии. И тогда она вспомнит об отцовской лжи и не простит.
Трудно предсказать, что будет, но на её месте он бы не простил, потому что предпочитает знать правду, какой бы жуткой она ни была. Поэтому и не подделал историю болезни, и врача не подкупил. Он ещё борется, но знает, что у него нет выбора.
Как так получилось, что его жизнь разнесло тараном? А теперь разнесёт ещё больше. В щепки. Все беды от эмоций, они рвут на части.
Самые сильные люди порой прячут в себе неодолимую слабость.
Услышав беспомощный стон отца, Дарси вздрогнула.
— Извини меня, детка! — он поцеловал дочь в лоб, погладил по спине. Так бы и спрятал внутри себя, подальше от страшной правды. — Идиот я. И-ди-от. И поступки мои идиотские. Во всём, что касается вас с Тамарой, я теряю голову.
— Ты правда её любишь?
— Да.
— Даже несмотря на то, что она… такая? Её как бы и нет уже. Она тебя не знает, не видит.