Степан Разин

«А из Запорожских де городов, — продолжал осведомитель Унковского, — черкасы многия и из донских городов казаки, которые голутвенные люди, к нему, Стеньке с товарыщи, идут безпрестанно и он де, Стенька, их ссужает и уговаривает всячески. А всех казаков ныне у него 2700 человек, и буде больши, и приказывал он казаком безпрестанно, чтоб они были готовы. И говорят казаки, что на весну однолично (не единолично, а однозначно. — М. Ч.) Стенька пойдёт на воровство, и они де, хопёрские и донские казаки, с ним пойдут многие. А которые де сторожилые домовные казаки, и те де о том гораздо тужат». Неизвестно, начал ли Разин в тот период рассылать по стране свои знаменитые «прелесные письма». Похоже, что нет — тогда бы к нему шли больше. Пока он ограничивался своими и запорожскими казаками. Мы полагаем, что он и надеялся ограничиться ими, прибавив к ним беглых стрельцов. Безоружный «народ» ему не был полезен.

Шла тихая жизнь: казаки наняли работников рубить лес и пасти овец и птицу, чинили струги, заготавливали рыбу, торговали со всеми близлежащими городками. Войсковая касса была полна денег, вырученных от продажи персидских товаров и выкупа за пленников. К финансам Разин всегда относился серьёзно, и никакому «дувану» они, в отличие от тряпок, не подлежали. Он, кажется, тоже понимал, что без оружейной промышленности в большой войне — с кем бы то ни было — делать нечего, и скупал по городам оружие, нанял задорого тульских и даже московских мастеров. Расположение острова Кагальника было, по-видимому, так удобно, что отрезало Черкасск от прочего мира; купцов, плывших в Черкасск и другие верховые городки, разинские дозоры вынуждали приставать к своему острову и торговать там. Расплачивались с купцами щедро и были приветливы — в другой раз купцы уже сами шли в Кагальник. Прослышав об этом, часть купцов и разного рода специалистов из Черкасска ушла в Кагальник, раскинув за валом слободы и торги: стал почти настоящий город. Хлеба у Разина в ту зиму было больше, чем в Черкасске. Дьяки и подьячие всё записывали и учитывали; создалась и Приказная изба, как же без неё. (О, как хотелось бы увидеть хоть кусочек разинской бюрократии!)

Тихость казаков мало кого обманывала. Неугомонный Унковский (из сводки) доносил, что 5 октября «сказывал ему, Ондрею, тонбовец сын боярской Макар Чекунов. — Был де он на Дону у Пяти Изб, и донские де казаки Стеньке Разину со товарыщи, что они пришли на Дон, рады и называют де ево, Стеньку, отцом. И изо всех донских и хопёрских городков казаки, которые голутвенные люди, и с Волги гулящие люди идут к нему, Стеньке, многие. И многие же де донские ж казаки, ссужая воровских казаков, голутвенных людей, ружьём и платьем, как они пошли з Дону на Волгу с Стенькою Разиным, отпускали для добычь исполу, и при нём де, Макаре, те донские казаки с теми посыльщики своими добычь их делили». Так что «домовитые» не только не имели ничего против разинцев, как лицемерно сообщали шпионам и отписывались царю, но и вновь финансировали экспедицию, рассчитывая на прибыль. «Да сказывали ему, Макару, знакомцы, что на весну от казаков без воровства конечно не будет. Потому что на Дону стало гораздо много, а кормитца им нечем, никаких добычь не стало. И он, Ондрей, живёт с великим опасеньем... И приказывает Стенька своим козакам беспрестанно, чтоб они были готовы, а какая у него мысль, про то и козаки не много сведают, и ни которыми мерами у них, воровских Козаков, мысли доведаться немочно».

Что за люди всё-таки приходили к Разину? Если опираться на донесения, то это «голутвенные, которые из донских и хопёрских казаков»; «черкасы», они же «запороги»; «гулящие люди с Волги» — то есть разные беглые отчаянные люди, что-то среднее между бандитами и люмпенами. О крестьянах пока и речи нет. Советским писателям, конечно, хотелось, чтобы войско народного героя пополняли крестьяне. Шукшинский Разин крестьян не особо жаловал (в этом, по мнению Шукшина, заключалась главная ошибка атамана) и предпочитал, что естественно, людей воинских:

«— Подходют людишки? — Степан — и спросил это, и не спросил — сказал, чтоб взвеселить лишний раз себя и других.

— За четыре дня полтораста человек. Но — голь несусветная. Прокормим ли всех? Можеть, поумериться до весны...

— Казаки есть сегодня? — Степан ревниво следил, сколько подходит казаков, своих, с Дона, и с Сечи.

— Мало. Больше с Руси. Еслив так пойдут, то... Прокормить же всех надо. — Так повелось, что Фёдор Сукнин ведал кормёжкой войска, и у него об своём и болела душа.

— Всех одевать, оружать, поить и кормить. За караулом смотреть. Прокормим, всех прокормим. Делайте, как велю».

У Злобина, напротив, приходящее крестьянство Разину очень нравилось и он за него заступался перед есаулами: