Степан Разин

Однако существует прелюбопытный документ — всё то же сообщение Лаговчина: «И митропалит же Иосиф, Астараханский и Терский, боярина и воеводы князь Ивана Семёновича Прозоровского детей ево, князь Бориса да князь Бориса ж, от смерти у него, богоотступного вора, отпрошал, и живут де, государь, они, князь Борис да князь Борис же, у него, митропалита...» Так был ли мальчик убит?.. Есть ещё документ — челобитная старшего сына Прозоровского, написанная осенью 1672 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 229), о возмещении убытков (ограбил его, как можно понять из челобитной, уже после ухода Разина из Астрахани Василий Ус), в которой говорится: «...отец мой, боярин князь Иван Семёнович, в Астарахани убит» и не упоминается брат.

Ещё один помилованный — Фабрициус: он свободно ходил по городу, носил казацкую одежду, отпустил бороду, говорил по-русски. Имел определённо какой-то вес, поскольку сумел заступиться перед Разиным за капитана Бутлера, задержанного при побеге и возвращённого в город. Бутлер: «У казаков был приказ: тот, кто просит за пленного, сам подлежит смерти; на это вызвался пойти юноша Людовик Фабрициус... Той же ночью меня подвергли нечеловеческим пыткам и мучениям... В субботу 28 июня пришли ко мне помянутый Фабрициус и хирург (Ян Термунд. — М. Ч.) с приказом явиться к казачьему предводителю. Меня тут же развязали и привели к нему. Обменявшись несколькими словами, он сказал, чтобы я пошёл домой вместе с Фабрициусом». Помилован лично Разиным был — ещё до Бутлера — и врач Ян Термунд.

Впоследствии, уже без Разина, по поручительству Фабрициуса несколько иностранцев (Бутлер и Термунд в том числе) уехали из Астрахани в Персию якобы для закупки лекарств. Фабрициус не побоялся поручиться головой за их возвращение. А потом и сам вызвался поехать с ответственным поручением в Тёрки — вербовать людей и закупать продовольствие. Назад он, конечно, не вернулся. Тут мятежники оказались чересчур доверчивыми. И, наверное, Фабрициус хорошо играл свою роль. Можно ли назвать его соучастником Разина? Пожалуй, да, вполне. Человек он был отчаянной смелости (хотя и сдался в плен) и авантюризма (почитайте его мемуары целиком) — как раз мятежникам под стать. (Что касается прекрасного нового корабля «Орел», которым командовал Бутлер: разинцы не сумели справиться с ним, и он много лет простоял в протоке Кутум, пока его не разобрали на дрова. Легенда, впрочем, гласит, что Разин его сжёг. Но зачем?)

После казней начался грабёж — или, с точки зрения новых властей, реквизиция. Фабрициус: «...они всё разорили и разграбили, а затем свалили в кучу...» Кого грабили? Алексинец: «В Астарахани де он, Стенька, торговых людей астараханцов всех переграбил и животы у них поймал»; «животы боярские и всяких начальных людей в том городе кремле пограбил же»; «и в церквах божиих образы окладные... поймал». По словам персидских купцов, их грабили «царицынцы и черноярцы». Сам Разин, вероятно, в этом личного участия не принимал: он велел выпустить из тюрьмы заключённых (без разбору), отпустить на волю «аманатов» — заложников (калмыков и татар — они ему были нужны: по словам Алексинца, Разин ещё в Царицыне «астараханских татар дарил и давал им шубы собольи и иные подарки, чтоб они с ним, Стенькою, заодно воровали») и отправился (надо полагать, с есаулами) в приказную палату. Там сожгли, как в Царицыне, документацию, холопов и должников объявили свободными.

Валишевский: «...он [Разин] пожелал, чтобы все бумаги архивов и канцелярий были сожжены, и объявил, что он сделает то же самое в Москве и даже во дворце государя. Казаки ведь не умели читать, и эти бумаги были для них бесполезны». Читать не умело подавляющее большинство населения, и дело тут не в полезности или бесполезности, а скорее в символическом действе. Тут же, впрочем, завели собственную канцелярию, и немалую: как впоследствии рассказывали участники мятежа, были и дьяки, и подьячие, и писари, и священники. Как и в Царицыне, ввели управление кругом, население поделили на тысячи, сотни, десятки. Не вполне ясен вопрос о дележе имущества. Фабрициус: «...награбленное добро было разложено по кучам, рассчитанным на 1000, на 100, на 50 и на 10 человек, а затем было приказано под страхом смерти явиться под знамя, чтобы получить свою долю добычи. Даже митрополита и генерала-воеводу [Львова] обязали получить свою долю от этой добычи. Я тоже был одним из получающих, но что творилось у меня на душе, одному богу известно». Долю был обязан получать каждый — «дуваны имали неволею» — так говорили впоследствии на допросах все астраханцы, получившие её, а историки за ними повторяют. Но, думается, дело тут не только в круговой поруке, которой Разин хотел всех связать, а в том, что люди, охотно бравшие чужое добро, потом заявляли, будто их к этому принудили. (Государственная казна была сохранена в одних руках, как и в Царицыне, и расходовалась исключительно на нужды войска).