Читаем Степан Кольчугин. Книга вторая полностью

В небольшой комнате, оклеенной обоями, иол был деревянный, окна без решеток. Все это мучило, напоминало о воле. Лебедев молча разглядывал Сергея и думал: «Морда белая стала, уже арестантская, но не припух, сукин кот, скучает, видно; а любовные письма сочиняет ловко. Сейчас поактерим». Арестант не вызывал в нем искреннего раздражения, какое он испытывал от одного взгляда на Кольчугина. Инстинктом своим Лебедев сразу по многим едва уловимым признакам определял характеры арестантов. Этот был мягок.

Сергей сидел у стола, как ученик, положив руки на колени. Он очень волновался, — все эти дни он мало думал о неминуемом допросе и сейчас, как на страшном экзамене, охваченный смятением, проклинал себя за то, что не продумал всего заранее. Он лихорадочно перебирал в уме десятки вопросов. Или сказать просто: «Господин жандармский офицер, неужели вы не испытываете стыда оттого, что вы — человек, властитель природы, наделенный божественным разумом, — собираетесь травить меня, тоже человека?» Но он был не так уж наивен и молчал.

Наконец властитель природы, наделенный божественным разумом, сказал:

— Что же, молодой человек, влопались всеми четырьмя копытами.

Сергей ответил тонким, совершенно не своим голосом:

— Клянусь вам, я не знаю, о чем вы говорите.

Властитель природы вдруг крикнул:

— Дурака не валять! Вы имеете дело с жандармским управлением — это вам не штучки в университете! — Он кинул папиросу в пепельницу. — Ваша мамаша просила с вами свидания, — сказал он медленно, точно сдерживая готовый прорваться гнев, вызванный невообразимо дерзким и заносчивым поведением Сергея. — Имейте в виду, ей обещано свидание на третье октября, но при дурном поведении арестанта, знаете...

Сергей растерянно пожал плечами и почти с тоской подумал: «А ведь я подлецом никогда не буду»,

«Теперь уж займемся», — подумал Лебедев, поглядев в лицо арестанту. Сергей по первым вопросам понял, чего хочет от него жандарм. Но он не мог знать, конечно, что известно Лебедеву и в чем тот притворялся.

— Вы не отрицаете, что Бахмутский вам известен?

— Как я могу отрицать это? Ведь он муж тети, сестры отца. И зачем мне это отрицать? В этом же ничего нет плохого.

— Конечно, конечно. Но вот вы взяли у него рукопись поганой марксистской брошюрки и передали ее — знаете, кому?

— Нет, я ничего не знаю, — сказал Сергей,

— Не знаете?

— Нет.

— И не брали поручения? Вы не делайте такого слишком правдивого лица, это выдает вас.

— Простите, но я ничего не знаю.

— Не валяйте дурака. Вы распороли подкладку тужурки и зашили рукопись, а затем передали ее — знаете, кому? Знаете же, я ведь тоже знаю.

Услышав про подкладку, Сергей подумал: «Вот я и пропал», — и у него в ботинке свело пальцы ноги.

Лебедев, глядя в лицо Сергею, ощупал свой портсигар, раскрыл его, достал папироску, помял ее меж пальцев, закрыл крышку портсигара, постучал по ней папироской, достал из кармана спички, встряхнул, по привычке курильщиков, коробочку — и все это, не отрывая глаз от лица Сергея.

— Что же, — спросил он добродушно, — как с подкладкой? Удивились, верно, что я знаю каждое ваше движение?

— Я ничего не знаю, — сказал Сергей уныло, — подкладку шутя разрезали, когда тужурка висела, мне двоюродный брат показывал новый перочинный нож и хвалился, что лезвие острое.

Лебедев внезапно вынул незажженную папиросу изо рта, отбросил спички и сказал:

— Вот что. Вы можете мне верить или не верить — мне вас жалко. Вы совершенно наивны. Поймите простую вещь. Вы берете пакет от Бахмутского и передаете его... вы ведь знаете, кому, не будем об этом сейчас говорить.

— Кому, кому? — спросил Сергей, вдруг поняв, что Лебедев не знает, кому он передал конверт.

— Это сейчас не важно, — быстро продолжал Лебедев, укрепляя Сергея в том, что ему ничего не известно о Кольчугине. — Важно вот что: факт передачи установлен. Понятно ли вам это? Больше того — известно, что вам не был знаком текст. И вы почему-то сами себя губите, вместо того чтобы сказать: да, я передал по просьбе Бахмутского пакет одному там человеку, не будем его упоминать, но содержание пакета не знал, просто оказал любезность родственнику. И что ж: мы вас выпускаем на все четыре стороны. А вы говорите: нет, не брал. А вы ведь брали? Брали. Разрезали подкладку? Было дело. Скрываете? Значит, вы член социал-демократической большевистской партии; значит, вы читали эти бумаги. А бумага возмутительного содержания. Понятно вам? Зовет свергать капиталистов, национализировать земли господ помещиков, содержит выпады против особы государя императора. А все это уже пахнет каторгой, — певуче, точно рассказывая сказку, сказал он и докончил: — А мне вас жалко, я допрашивал уж много сотен людей, но вы первый, который упорно, без всякого смысла, хочет сам себя упечь на каторгу.

Перейти на страницу:

Похожие книги