Степан Кольчугин. Книга первая

— Маму твою увезли, Степочка, я вчера еще узнавала.

— В Сибирь? — спросил Степка и почувствовал, как холод разлился по животу.

— В Екатеринослав ее повезли. Да ты не бойся, она вернется. Там с нее допрос снимут и отпустят. Кому она там нужна?

Тетя Нюша посмотрела на Степку.

— Да ты не бойся; я тебе говорю, я у нашего доктора спрашивала. Он мне прямо сказал: должны отпустить.

— Когда?

— Ну, как когда. Может быть, через одиннадцать дней, а может быть, через двенадцать.

Вздыхая, Степка выпил три больших кружки чаю.

— Какое для тебя угощенье имею! — сказала тетя Нюша и налила в Степкину кружку темную густую жидкость. — Студент лежит у нас больной, ему присылают, а он попробует глоточек и не хочет больше. Вот я и собрала для тебя.

Степка пил сладкий напиток, а тетя Нюша, смеясь, глядела на его лицо.

— Пей, пей, кавалер, это какава, она тебе в жизни не снилась. Я сама могу два самовара ее выпить.

Она начала рассказывать про больного студента:

— Тихий такой, телом белый, как женщина, приехал из Одессы к инженеру одному детей учить и тифом заболел. Я, говорит, мечтатель, погладьте меня по груди. Как мне его жалко стало, ужас прямо.

— А если не отпустят ее? — спросил Степка.

— Отпустят, тебе говорю, — сердито сказала тетя Нюша.

Напившись чаю, Степка пошел во двор. Сегодня он по-настоящему почувствовал отсутствие матери. В шахте он почти не думал о ней. Но в это воскресное утро, когда люди долго пили чай, уходили семьями в церковь и на базар, когда дети терлись возле отцов и просились с ними в гости, Степке сделалось невыносимо тоскливо.

— Степка! — закричал Алешка. — Иди к нам чай пить, тебя дедушка велел позвать.

— Я в лес ухожу, — сказал Степка, — не нужно мне чаю.

— А я? — спросил Алешка.

— Куда тебе, отстанешь,

— Степ, дойду, я с базара целый пуд нес — и ничего.

— Смотри, — сказал Степка.

Последнее время он разговаривал с Алешкой снисходительно, точно взрослый.

Они кликнули Тузика, но собака, дойдя до ворот, остановилась. Степка взял ее за передние лапы и хотел повести силой, но она легла и устало ударила хвостом по земле.

«Вы уж извините меня, ребята, — говорили ее полузакрытые глаза, — со двора я не пойду».

Мальчики вышли на улицу. Нужно было пройти мимо пожарной каланчи, потом тропинкой к переезду, а затем выйти в степь. А там уже было просто — все прямо и прямо.

Степка то и дело оглядывался — не идет ли за ними дом вместе с серым забором.

— Давай побежим, — предложил он.

Оглянулись еще раз: дома не было видно. Степке сразу сделалось весело и легко.

Наконец они вышли на дорогу. Это была совсем не та степь, по которой, перекликаясь, шли мать и тетя Нюша. Солнце стояло высоко на небе, ветер бушевал вовсю, поднимая столбы желтой колючей пыли, и степь дымилась, точно пожарище.

— Это что! — говорил Степка. — Вот мы в лес придем, там птицы страшно поют.

Мальчику все казалось, что в лесу его ожидает мать, и он говорил Алешке:

— Совсем заснул, проклятый, бегом ходи.

Вдруг они увидели у дороги желтого зверька. Он стоял на задних лапках, и Степка, замирая от восторга, пополз к нему. Зверек сверкнул хитрыми черными глазками, дрыгнул задом и исчез в норе.

— Ничего, — говорил Степка, — в лесу их сколько хочешь.

— А как его звать? — спросил Алешка.

— Не знаю, — ответил Степка и сам удивился правдивости своего ответа.

Сперва Степка решил, что они заблудились и попали совсем в другое место — настолько изменился лес. Всюду росла жесткая трава, деревья были покрыты пыльными листьями, Сладость весны, очарование проснувшейся жизни, торжественная, ясная тишина — все это исчезло. Под деревьями сидели люди — мужчины и женщины; они пели, пили водку; всюду валялись листы Жирной бумаги, осколки бутылок. Краснолицая баба с толстыми ногами в синих чулках, перевязанных красными тряпочками, завывала, укачивая грудного младенца; какой-то парень играл на гармошке; пьяный, проходя мимо них, икнул так сильно, что потерял равновесие и упал. Куда они ни шли, всюду были люди, раздавались пение и смех, валялся мусор.

Алешка робко спросил:

— Степ, Степ, а где же он, лес?

Степка молчал.

— Пошли назад, — вдруг сказал он.

Выйдя на дорогу, Степка, не глядя на товарища, проговорил:

— Это что! Это разве лес? Вот я тебя сведу в настоящий лес. Знаешь, сколько туда идти? Тысячу дней!

Пыль, стоявшая в воздухе, приняла золотистый, оранжевый оттенок. Степке не хотелось думать о доме, о пустой комнате, ждавшей его. Он рассказывал Алешке всякие удивительные вещи. Алешка то и дело испуганно произносил:

— Ну, врешь.

— Это знаешь что? — таинственно спрашивал Степка, показывая на солнце, спускавшееся с неба к земле.

— Что? Солнце! — неуверенно произносил Алешка.

— Н-е-е-е-т, брат, — говорил Степка, — это знаешь что? Это яблоко такое, оно к вечеру поспеет, станет тяжелое и ветку вниз тянет. А потом как лопнет — все небо от него красное становится.

Совсем печальный, усталый и пыльный, зашел он в дом и обмер от удивления: комната была чисто убрана, постели застелены, выстиранное белье сохло на веревке.

Мать вернулась! Степка бросился к женщине, мывшей пол.