Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

Волка она доела, всё-таки. Шкуру выскоблила, солью изнутри натёрла, выдержала, а потом, как накидку на плечи пристроила. Было не холодно, даже жарковато, а накидку сделала просто от того, что захотелось. Да. Хвост от него отрезала и приделала себе на клюку. Этот хвост обладал для неё странным колдовством каким-то. Как только она брала его в руки, в раз вскипала от непонятно откуда берущейся злобы и ненависти. Так злыдней и ходила все дни, нет-нет да затеребит в руке серый огрызок. Воровайка, так вообще к хозяйке близко подлетать на отрез отказывалась, куда там на плечо усаживаться, как бывало. Как Дануха накидку набросила, так эту дрянь, молчавшую все эти дни, прорвало на говорливый понос. Как уж она бедная только не причитала, как только не драла свою сорочью глотку и не возмущалась. Прыгала, скакала, выкрутасами в небе психовала, даже пучок травы в припадке ярости весь исклевала и выщипала. Бедная Воровайка. После истерики, за которой Дануха с интересом наблюдала, ехидно улыбаясь, сорока улетела на берёзу и там, сев на ветку, нахохлилась, затаив обиду смертную, отвернулась от хозяйки и замерла. Дануха позубоскалила ещё улыбочкой маленько на выплеск птичьих чувств, собрала пожитки, что нашла в мешок заплечный, который смастерила из найденной уцелевшей шкуры. Взяла клюку, которую вечно таскала с собой, хоть теперь она была как бы и не к чему, но от привычки иметь её под рукой просто не смогла избавиться. За долгие годы эта деревяшка стала чем-то, как часть её тела. К тому же Дануха не бросила её и потому, что чувствовала себя с ней как при оружии. И отмахаться можно, и врезать как следует. Так что посчитала её вещью нужной и полезной. И вот только после того как полностью собралась, подошла к той берёзе, где дулась сорока и впервые за эти дни с ней заговорила:

- Слышь, Воровайка. Ухожу я отсюда, далёко и навсегда. Нет у нас с тобой более ни баймака, ни кута родного, да и жизни старой то ж более нет. Хочешь айда со мной. Только, птица ты моя дорога, я теперь другая. Вижу тебе не по нраву пришлась. А коли нет, ты сорока взрослая, свободная. Эти края, аки облуплены знаешь, не пропадёшь. Так, чё сама решай. Не пойдёшь, я не в обиде останусь. Пойму, как никак. На кой пень тебе привыкать к новой то хозяйке. Хотя к другой жизни привыкать всё одно придётся. Хоть со мной, хоть без меня, - Дануха замолчала, как бы ожидая, что ответит сорока, но та моча сидела всё так же на ветке и отвечать не собиралась, - ну, как знаешь. Благодарствую тебе за всё Вороваюшка, и прощай.

С этими словами, она перехватила лямку на плече по удобнее и пошла в сторону леса вдоль реки не оглядываясь. Сорока, как сидела, так и осталась сидеть.

Он.

Клип восьмой.

Предложение.

Из воспоминаний Индру вывел голос возничего:

- Атаман. Подъезжаем.

Индра встрепенулся. Огляделся. Сзади растянулась вереница колесниц, конца и края не видно. Впереди на опушке леса собралась большая группа людей - эдакий комитет по встрече. Народ там стоял разношёрстный. Основную массу составляли пацаны, своеобразная "безлошадная армия" Индры, из прибившийся отовсюду молодняка и в походы с мобильными колесницами не ходившими, в своё время сформировал целых два таких отряда, которые в основном занимались охотой. Там он выращивал лучников. Эти отряды не только добывали пропитание всему логову охотой на зверя, но и подворовывали это пропитание, а иногда занимались и мелким грабежом, нападая на одинокие или малочисленные обозы. Кроме этих пацанов, у леса, чуть обособлено, стояла небольшая группа взрослых мужчин. Это доверенные перекупщики. Именно им сейчас предстояло осмотреть всю добычу и оценить. Индра, можно сказать, маниакально относился к своему окружению, с теми, с кем приходилось так или иначе контактировать, тем более из мира аров. С этими торгашами его отряду уже не раз приходилось иметь дело и в основном по торговле именно живым товаром, но сам Индра с ними лично дела не имел и никого конкретно не знал, да и видел их только несколько раз и то на определённом расстоянии. Вообще ему торг был не по душе, не его это было дело. Он сам никогда не торговал, не продавал, не покупал. Для этого в отряде была пара, тройка проныр, из ближайших пацанов, которым это дело нравилось, они-то и обделывали все дела. Вот и сейчас, высмотрев среди подъезжающих колесниц кого-то, Индра громко позвал:

- Щедрый! Командуй здесь. Ты сегодня старший. Я в логово.