Стефан Цвейг

Еще одно любопытное совпадение. В Вене Якоб фон Винтерниц проживал на той же улице Кохгассе (в доме 29), где, как мы помним, с февраля 1907 года в доме 8 арендовал квартиру Цвейг. Более того, 17 ноября 1906 года Якоб входил в состав членов жюри литературного конкурса и премии имени Бауэрнфельда и отдал свой голос в пользу Стефана! Он тогда не был с ним знаком и оценивал исключительно творчество конкурсанта.

Как уже было сказано, Фридерика познакомилась с Феликсом на танцах, когда хореограф попросил учеников разделиться на пары для разучивания нового номера. Общие интересы к классической опере, музыке, танцам, курсы, на которые они с некоторых пор по вечерам стали ходить вместе, безусловно, сблизили влюбленных, несмотря на то что Феликс оказался ненадежным, легкомысленным, поверхностным дамским угодником и карточным игроком.

Двадцать пятого сентября 1905 года Фридерика обращается в католичество и, как это было принято в Австрийской монархии, получает второе имя Мария. В апреле следующего года они с Феликсом поженились в готической венской Миноритенкирхе с соблюдением всех католических обрядов. После свадьбы Феликс арендует квартиру в районе Обердёблинг по адресу Крейндльгассе, 19, поблизости от частного детского сада, где Фридерика обучала детей чтению на французском языке. Сам он к тому времени благодаря отцу получил в МИДе должность комиссара по финансовым вопросам.

Двадцать третьего июня 1907 года Фридерика станет матерью, в их семье появится первенец, жизнерадостная и совершенно здоровая девочка Алексия Элизабет (Аликс). Как это часто бывает у не имеющих опыта молодых родителей, рождение ребенка одной паре приносит счастье, другой – заботы, проблемы и хлопоты. Тут-то и наступает самое время проявиться скрытым чертам характера и у отца, и у матери. И судя по тому, как после появления на свет Аликс стали складываться отношения у Фридерики с Феликсом, становится ясно, что они пошли по печальному сценарию, когда то и дело друг на друга срывались, видели будущую семейную жизнь совершенно по-разному и ссорились по любому поводу.

Наступил день, когда Феликс хлопнул дверью и оставил несчастную жену с семимесячной дочерью одной справляться с проблемами. Но неожиданно в мае 1908 года он с сильным пищевым отравлением попал в больницу, и Фридерика, позабыв о прошлых оскорблениях и ссорах, стала покорно навещать мужа в его палате. Каждый день она приносила ему свежие газеты и срочную корреспонденцию с работы, рассказывала о дочери, желала скорейшего выздоровления, целовала в бледные щеки и лоб. Но 3 июня, за несколько часов до концерта Жирарди, она пришла в больничную палату и неожиданно застала бессовестного «страдальца» в объятиях медсестры. Семейная чаша терпения окончательно треснула – но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

О прощальном концерте Александра Жирарди в винном саду при гостинице Штельцера она случайно узнала от своего друга Клеменса, которому пожаловалась на поведение Феликса, поплакала в телефонную трубку и в конце концов отправилась с ним в Родаун, попросив своего брата Зигфрида посидеть с Аликс. Клеменс был счастливым обладателем двух билетов, а в судьбе Фридерики, по ее воспоминаниям, «что-то перевернулось».

Так она окажется на знаменитом концерте в Родауне – «тот вечер был чудесен, вы сидели, если не ошибаюсь, с друзьями, всем было весело», – когда две звезды, два пока еще малоизвестных имени, составивших уже в обозримом будущем славу и гордость австрийской литературы, впервые сблизятся и соприкоснутся, впервые посмотрят друг другу в глаза. Недолго, немного, не пристально. В тот вечер, слушая любимые песни Жирарди, Фридерика и Стефан не услышат голоса друг друга, не обменятся стихами (а ведь могли бы блеснуть умом и талантом), не оставят друг другу своих адресов. Это покажется невероятным, но после вечеринки в Родауне пройдет четыре года, прежде чем их голоса будут услышаны в мире литературы и прежде всего в их личном мире, в создание которого после 1912 года они внесут нечто нерушимое.

Индийский поход

Степень удаления от родины меняет и наше отношение к ней. На иные мелочи, которые ранее занимали меня сверх меры, я после моего возвращения стал смотреть именно как на мелочи, а наша Европа уже не казалась мне вечным центром всей Вселенной{195}.