Стефан Цвейг

Лишь изредка он мог поднять голову и пойти гулять с собаками по лесным тропинкам холма Капуцинерберг, а если хотелось общества, спускался в кафе «Bazar», где листал свежие газеты и мог опрокинуть по стаканчику темного с Германом Баром, Германом Кестеном, Эмилем Фуксом. Деловые встречи с противоположным полом тоже приходилось назначать за пределами дома: семейные обстоятельства не позволяли пригласить желанных собеседниц в сад на чашечку кофе. Не случайно все его фотографии с Лавинией Мацукетти (Lavinia Mazzucchetti, 1889–1965), сделанные за столиком в «Bazar», на Комо в Италии, на музыкальном фестивале в Зальцбурге, свидетельствуют о том, что Цвейг даже своего переводчика пригласить на Капуцинерберг, скорее всего, не мог, хотя с этой умной и обаятельной женщиной он поддерживал переписку больше десяти лет. Лавиния была главным переводчиком на итальянский язык всех его крупных произведений («Мария-Антуанетта», «Бальзак», «Жозеф Фуше», Мария Стюарт», «Магеллан»). В 1938 году он пытался помочь ей получить приглашение на работу в университетах США, чтобы ей смогли выдать выездные документы из Италии. В настоящее время в Израильской национальной библиотеке в Иерусалиме хранятся открытки и письма (всего 170), адресованные ей Цвейгом. Последнее письмо датировано мартом 1940 года.

В Зальцбурге в обществе Эмиля Фукса Цвейга часто можно было застать на левом берегу города в кафе «Mozart» на Гетрейдегассе, где друзья курили любимые сигары австрийской марки «Gaisberg» и вечера напролет играли в шахматы. В «Шахматной новелле» автор частично говорит о своем личном опыте и отношении к этой древней игре: «Я никогда не играл в шахматы серьезно, для меня это – развлечение, не больше. Если я и провожу иногда часок за шахматной доской, то вовсе не для того, чтобы утомлять свой мозг, а, напротив, для того, чтобы рассеяться после напряженной умственной работы. Я в полном смысле этого слова “играю” в шахматы, в то время как настоящие шахматисты священнодействуют, если позволительно употребить такое выражение. Шахматы, так же как любовь, требуют партнера…»{333}

Эмиль Фукс – один из самых близких его друзей периода проживания в Зальцбурге. Только ему (и, пожалуй, еще Виктору Флейшеру) Стефан Цвейг мог пожаловаться на домашние конфликты с девочками и на ухудшение отношений с матерью этих девочек, Фридерикой. Мог рассказать о своих внутренних переживаниях и ждать в ответ слов поддержки и помощи. Супруга Эмиля Фукса, Роза, тоже с сочувствием относилась к Стефану, была свидетельницей частых перепадов его настроения и домашних ссор. При этом Розе удавалось сохранять позитивные отношения и с Фридерикой, благодаря чему она имела «допуск» в их дом и нередко в отсутствие Анны Мейнгаст набирала на машинке новые срочные рукописи. В тридцатые годы Эмиль Фукс работал редактором в издательстве «Herbert Reichner», за счет чего имел возможность ускорить процесс издания сочинений лучшего друга.

До 1933 года на Капуцинерберг приезжали гости из Германии, Швейцарии, Франции, Америки, Румынии, России, Италии, и хозяин старался оказывать всем столь радушный прием, что если у коллег когда-то и закрадывалось в душу чувство зависти к успехам Цвейга (как в случае с Томасом Манном), то после встречи их отношения совершенно точно обновлялись.

Упрямая статистика говорит, что к 1933 году суммарный тираж книг Цвейга только в одной Германии (не включая переводы) составлял 1,3 миллиона экземпляров, в то время как суммарный тираж того же Томаса Манна, нобелевского лауреата, исчислялся в его родной Германии куда более скромной цифрой в 600 тысяч. Безусловно, это не могло не задевать самолюбие автора «Будденброков», о чем Цвейг, конечно, догадывался, но со своей стороны не выстраивал с коллегой заведомо холодных, тем более враждебных отношений – как раз наоборот. Первый раз он пригласит Томаса к себе летом 1923 года, когда литературное общество Зальцбурга по просьбе Цвейга организует для немецкого писателя приглашение с публичными чтениями. Манн приемом был растроган, оценил рукописи Гёте, Толстого, Шиллера, предметы искусства, поиграл в саду со спаниелем Каспаром и милыми щенками черно-белого окраса.