Стечение обстоятельств

Настя послушно отошла к двери. Галл выключил воду и потянулся за полотенцем. После душа он чувствовал себя гораздо лучше. Можно было бы, конечно, признаться ей насчет убийства Филатовой. Все равно она не жилец. Завтра в это время ее уже не будет. Зато сейчас она бы стала его по-настоящему бояться и не изводила бы своими ядовитыми насмешками. Но Галл почему-то был уверен, что признаваться нельзя.

— Надень халат, — предложила Настя, видя, что он собирается одеваться. — Рубашку можешь выстирать, хозяйственный ты мой, к утру высохнет.

— Обойдусь, — ответил он сердито. Не хватало еще у нее на глазах стиркой заниматься. Придется вытаскивать все из карманов, и она увидит… Хотя, может, и не сообразит.

Но халат он все-таки надел, очень уж не хотелось натягивать на чистое тело пропотевшую за жаркий день рубаху.

— Пошли в комнату, хватит на кухне торчать, — скомандовал он.

— И сколько еще мы будем так сидеть? — спросила Настя.

— Спать хочешь? Ложись, я разбужу, когда надо.

— Еще что придумаешь? Нашел дурочку — спать, когда в квартире посторонний мужик. А может, ты и не мент вовсе, а обыкновенный ворюга.

— Да не мент я, сколько можно тебе повторять! — взорвался Галл.

— А ты докажи, — невозмутимо потребовала она.

— Как?! Я не знаю, как тебе доказать! Предлагай свой вариант, я на все согласен.

* * *

— Допекла она его, — довольным голосом прокомментировал Гордеев. — Посмотрим, как он будет выкручиваться.

— Виктор Алексеевич, вы понимаете, что она делает? — озабоченно спросил Доценко.

— То, что она делает, называется «метод научного тыка», — усмехнулся Коротков. — Она пробует разные варианты, импровизирует на ходу, пытается понять, почему он ее не убивает.

— Черт побери, где Ларцев? — вскипел Колобок. — Ему самое место сейчас здесь. Михаил, начинай обзванивать больницы. Может, случилось что-нибудь с ним.

* * *

— Зайдите, попрощайтесь с ней, — шепотом сказал врач, чтобы не разбудить Надюшку.

Ларцев осторожно переложил девочку на скамейку и на негнущихся ногах зашел в палату. Наташа лежала по-девически худенькая, не было большого живота, к которому он уже успел привыкнуть. Как с ней прощаться? Володя никак не мог сообразить, что от него требуется. Поцеловать? Ему еще не приходилось прощаться с близкими в больнице. Он беспомощно взял жену за руку, погладил пальцы. Как же это, думал он, вот же она, она есть, я ее вижу, я до нее дотрагиваюсь, мне кажется, она даже слышит меня. И в то же время ее нет. Она же еще теплая. И в то же время мертвая. Его разум не мог с этим справиться.

Он очнулся на скамейке, рядом со спящей дочерью. Пусть спит, подумал Володя. Еще успеет узнать и наплакаться. Он оперся спиной на прохладную казенную стену, выкрашенную масляной краской, и закрыл глаза. Потом, потом, все потом.

* * *

То, что делала наедине с Галлом Настя Каменская, называлось «раскачиванием маятника». Легкое подшучивание, затем спокойная, ни к чему не обязывающая болтовня, затем подшучивание более грубое, более вызывающее, после чего следовал черед задушевной беседы, и так далее по нарастающей. Сейчас ей предстояло завершить период подшучивания оскорбительным хамским выпадом, после чего сразу перейти к чему-нибудь серьезному. Она внутренне собралась.

— Есть один способ доказать, что ты не мент. И мы с тобой убьем сразу двух зайцев, ты убедишься, что моя квартира не прослушивается. Как тебе такой вариант?

— Годится. Излагай.

Настя шагнула к нему, постояла, будто собираясь с мыслями, потом быстрым движением распахнула халат на убийце. Медленно, плотоядно оглядела его поджарое мускулистое тело, чистое, без татуировок. Она выяснила для себя то, что хотела.

— Так что же, хозяйственный мой? Кухню и стирку ты освоил, а как насчет остального? Вам, ментам, с подозреваемыми трахаться нельзя, за это и погоны снять могут. Вот и докажи мне, что тебя Павлов прислал, а не кто-нибудь с Петровки, — медленно проговорила она.

— Да что я тебе, машина? — возмутился Галл. — Может, мне не хочется. Может, ты мне не нравишься? Я устал, в конце концов.

— Значит, не только мент, но и импотент к тому же, — задумчиво кивнула Настя, словно рассматривая в микроскоп диковинный препарат. — Ну да, у вас работа тяжелая, нервная. А жаль. Сейчас могли бы все недоразумения прояснить. А теперь вот придется что-нибудь другое придумывать, раз уж ты не научился свои сексуальные способности использовать на благо Родины и нашего общего дела.

Она уселась на подоконник, повернувшись боком к Галлу, закурила, выпустила дым в форточку. Помолчала, сосчитав в уме до ста.

— Слушай, ты боишься смерти? — тихо спросила она.

* * *

— Ларцева ни в одной из больниц нет, — доложил Доценко. — Но есть Ларцева Наталья Константиновна, 36 лет, доставлена на «Скорой» в четырнадцать часов с Ольховской улицы.

— Это его жена, — поднял голову Гордеев. — Что с ней?

— Она умерла полчаса назад. И ребенок тоже.

— Господи! — ахнул Виктор Алексеевич. — Вот горе-то. Какое горе… Наверное, он все это время в больнице просидел, пока мы его искали.