— Мы что, так популярны здесь? — удивился Криницын.
— У нас только и говорят о бойне за городом.
— А мы какое отношение к этому имеем?
— Не могу знать. Только они пытались у меня выпытать сведения о жильцах номеров триста один и триста два.
— Как они могли узнать, кто живёт в этих номерах?
Швейцар грустно улыбнулся:
— Это мы, старики, дорожим репутацией отеля и стараемся оградить наших клиентов от всякого рода неприятностей. Но у нас много молодёжи, а у них уже совсем другие понятия. За деньги мать продадут и не поморщатся.
— Что вы можете нам посоветовать? — спросила Людмила, протягивая швейцару ещё одну купюру. — Нам очень не хочется светиться перед прессой.
Мужчина сделал отрицательный жест и сказал:
— Спасибо, мадам! Вы дали вполне достаточно. Думаю, вам лучше подождать. Потом я вас проведу. У нас остановились несколько делегаций. Когда они будут выходить, я вас предупрежу. В массе вам будет несложно затеряться.
— Спасибо, дружок!
Людмила всунула в карман ливреи деньги, взяла Романа за руку и, потянув за собой, произнесла:
— Пойдём в номер. В конце концов, некоторые вопросы можно выяснить и по телефону. Потом я отправлюсь по делам одна, а тебе лучше остаться. С таким лицом тебя журналюги вычислят в любой толпе.
— Опять тюрьма, — со вздохом произнёс Криницын, покорно следуя за своим адвокатом. — Комфортабельная, но тюрьма. С детства не люблю гостиницы.
Настроение у него поднялось только после того, как удалось выяснить по телефону, что пострадавший водитель, Филипп Осипович Кривенко, жив. Он прооперирован, состояние стабильно тяжёлое, находится в искусственной коме, и посетителей к нему не пускают.
— Хоть это радует! — воскликнул Роман. — Значит, не напрасны были мои усилия. Не зазря меня рожей по асфальту елозили эти мордовороты. Люда, попроси своего Давида, чтобы он позаботился о парне.
— Уже. Ещё вчера я сообщила о нашем разговоре Давиду. Можешь не сомневаться — он сделает всё возможное. Если понадобится, то и за границей оплатит лечение. Так он мне вчера сказал.
— Вообще-то я не очень доверяю олигархам, но твоему почему-то верю.
Людмила усмехнулась и с ехидством спросила:
— И многих олигархов ты знаешь?
— Да ладно тебе! — наёжился Роман. — Брось свои адвокатские штучки! Не цепляйся к словам. Лучше ответь, когда ты меня отсюда вытащишь? Уж больно мне домой хочется.
— Думаю, скоро. Конкретно назвать дату не могу, но, полагаю, недельку потерпеть придётся.
— Недельку?!
— А что ты хотел? Мне нужно время, чтобы из подозреваемого тебя перевести в разряд свидетеля. Пока предъявленных обвинений с тебя никто не снимал. А это и угон автотранспорта, и незаконное ношение оружия, и оказание сопротивления. Так что потерпи уж. На допросах можешь говорить практически всё, как было. Только о Сурене много рассказывать не надо. Просто мы гостили у него, а ты всё время сидел в машине и выполнял обязанности простого охранника. Ни о прослушке, ни о том, что тебе сообщили твои пленники, следователю знать необязательно.
— Почему?
— Об этом просил Давид. Он хочет выяснить, кто за ним стоит, и по-своему наказать.
— Это как по-своему? Утопить в сортире? Содрать с живого кожу? Зажарить?
— Нет, у Давида более цивилизованные методы, хотя не менее изощрённые. Он его разорит и пустит по миру в нижнем белье. Полдела уже сделано, осталось завершить начатое. Он очень просил ему не мешать.
— Ладно, — согласился Криницын, — пусть буржуины разбираются между собой сами. Буду строго придерживаться твоих рекомендаций.
— Вот и умница! — похвалила Людмила. — После того как Анатолий сможет дать показания по поводу пистолета, да и всего остального, думаю, мы тут долго не задержимся.
Людмила и на этот раз сдержала своё обещание. Не прошло и недели, как Роман с удовольствием после нескольких рюмок водки пил дешёвый растворимый кофе в квартире у соседа по прозвищу Кулибин и приговаривал:
— Да-а, Петрович, всё-таки хорошо на свободе! Никогда раньше не испытывал такой тяги к дому. Наверное, старею.
— Гляди, стареет он! — хохотнув, воскликнул Кулибин. — Мне бы твои годы! Просто это природное желание человека, чтобы был дом, очаг, семья, дети. С возрастом эта потребность у нормальных людей только усиливается. Вот и твоё время пришло. Жениться тебе надо, Ромка, вот что я тебе скажу.
— Жениться? На ком? Люська нашла своё счастье, Жанка твоя ещё маленькая. А больше мне никто и не нравится.
— Погоди, это что же, ты на мою Жанку запал? — не смог удержать изумления изрядно захмелевший Петрович.
— Да нет, успокойся, дружище, я просто хотел сказать, что Жанна очень хорошая девушка. Как человек она мне очень нравится. Вот и всё. Ну, ты меня понимаешь?
— Да, она у меня славная, — согласился сосед. — Повезло мне с дочкой. И приготовит, и постирает, и поприбирает… Правда, потом ни черта найти не могу. И заботливая, и ласковая… Правда, грубит иногда отцу и водку прячет. Зато умная — учится хорошо, и воспитанная, и культурная… Правда…