Я, в принципе, люблю этого человека. Мне несколько стыдно говорить о нем, потому что очень большая разница между говорящим и предметом разговора. Но не будем об этом. Это тоже психологизм некий. Значит, мне кажется, что источник его святости – абсолютно легальный, он открытый. Если бы мы, например, сказали: «Откуда у него это?» Вот, когда про Христа говорили: «Как он может знать Писание, не учившись?» Или: «Откуда у него такие знания? Откуда он?..» Понимаете, святость, чрезвычайная святость XX века… С каждым годом все тяжелее, с каждым веком все тяжелее быть святыми. Это парадоксальная святость, она имеет совершенно одинаковые с нами источники питания. То есть что у него было? Жития святых, строгость к себе, некое благое молчание о своих тайных проблемах, или трудностях, или духовной брани, Божественная литургия. Как у него говорится: «Божественные тайны присно освящаю, поспешал на помощь страждущим и был целителем отраднейшим». То есть церковная жизнь. Он жил в Церкви, он был послушен иерархии, он служил литургию. Старался каждый день служить. Он очень любил всю историю Церкви. Он читал те книги, которые читаем мы. Каких-то тайных знаний у него не было. Мне кажется, это тоже очень важно, что, в принципе, каждый может быть таким. Если брать источники – да. Мы ходим в одну и ту же школу, читаем одни и те же книги, причащаемся от одних и тех же Тайн, празднуем одни и те же праздники. Но почему-то вот он сияет, а он – не сияет. Вот загадка такая. Это не значит, что только он должен сиять. А представьте себе, что было бы, если бы в Русской Церкви за рубежом было бы 20 таких Иоаннов. Можете себе представить, чтобы их было двадцать? Трудно представить, что было бы 20 или 30, или 40 даже, или 5. Трудно представить себе. А теперь представьте, что не было бы ни одного. Ой, Боже, не давай мне такой жизни. Обязательно нужен кто-то один такой, хоть один. И он получает свою святость из тех же легальных открытых источников, из которых ее и все остальные могли бы получить, но почему-то не получают. В этом смысле святые будут судить мир. В этом смысле мы приходим не просто на праздник, а на суд, потому что святые судят мир. Тот же Николай Сербский говорил, что об этом Господь говорит в Евангелии: «Не думайте, что я буду говорить Отцу против вас, против евреев. У вас есть другой, который будет против вас говорить, это Моисей, на которого вы надеетесь. Вы на Моисея уповаете, а он будет против вас свидетельствовать, потому что вы не верите в того, кого Отец послал». И вот, Николай Сербский говорит: «Вы знаете, что мы хвалимся Сергием Радонежским или Серафимом Саровским, или кем-то еще. Иоанном Рыльским хвалятся болгары, Саввой Сербским хвалятся сербы, святым Серафимом хвалятся русские, каждый хочет похвалиться чем-то. Да не спешите хвалиться, святые будут нас судить». То есть, может быть, Бог даст суд над нашим народом лучшим людям нашего народа. И они скажут: «Почему вы не были такими, как мы? Почему хотя бы не старались быть такими, как мы?» Поэтому здесь есть страх некий. Потому что мы, в принципе, хвалимся. Мы сейчас делаем нечто приятное для нас. У нас в Церкви, в нашем народе, на нашем языке говоривший, думавший – был великий человек. И нам хорошо. Давайте перевернем это немножко. В нашем народе был человек, который потом скажет: «Почему вы хотя бы не старались быть такими, как я?» Ну, не «как я», они не якают. Как он, как он, как они, эти ваши все святые. И эта похвала может превратиться в фактор осуждения. В христианстве все такое. В христианстве есть материнство и девство, совмещенное в одном женском организме. Дева и Мать одновременно. В христианстве три равно одному. Бог – Троица, и Бог един. И то, и то правда. И в христианстве любой святой утешает и радует нас, и в то же время он должен нас устрашать. Потому что быть вблизи святого страшно. Кто из вас был когда-нибудь вблизи святого? Вот, отец архимандрит Софроний Сахаров, Царство ему Небесное, о Силуане Афонском пишет: «Вблизи святых быть страшно». Страшно, потому что ты обнажаешься перед святым, и все видно. С грешниками очень легко. С грешниками вообще наслаждение сплошное. Все негодяи, я негодяй между негодяями, и мы все в грязи, и ни на ком из нас грязь не видна. Как только святой заходит в твою среду, все обнажается сразу. Откуда только все взялось? Страшно быть со святыми. И я уверен в этом. Это глубокое мое убеждение. Оно не зависит от добродетелей или от ума, или от знаний… Я глубоко уверен, что нужно почитать святых со страхом. Нужно бояться того, что они смогли, а мы не можем. Вот, спросите у прекрасной женщины, трудолюбивой, очень многоплодной. Вот Елена Чавчавадзе. Легко ли снимать фильмы про святых? Не то что подражать им, про них даже фильмы снять тяжело! Там же есть масса препятствий, попробуй-ка просто расскажи про него. Уже тяжело. А подражать ему еще тяжелее.