Старые друзья

– Я просто вытер ей рот, испачканный рвотой, выбросил носовой платок в мусорную корзину и лег рядом с ней. Я обнимал ее, но не касался ее кожи, потому что она была уже холодная, и это было неприятно. Я хочу сказать, что обнимал ее через одежду, понимаешь? Не помню, что я ей говорил, – слова лились из меня бессвязным потоком… Кажется, я все повторял: «Спи, мама, отдыхай». Я слишком часто видел ее усталой и измученной. Еще я говорил: «Все кончилось, вот и хорошо». Ее лицо разгладилось, и это меня радовало. Исчезла даже ее вечная складка на лбу. Я довольно долго пролежал рядом с ней, наверное, с полчаса, разговаривал с ней и плакал. Я знал, что, как только подниму тревогу, ситуация перестанет от меня зависеть и все пойдет наперекосяк. Взрослые перехватят у меня эстафету, и я больше ничего не смогу для нее сделать. Отец ждал моего звонка. Он так никогда и не понял, в чем была причина этой получасовой задержки. Он и не мог бы понять, что для меня это был самый ужасный момент моей жизни, но в то же время и самый прекрасный. Будешь еще пиво, Сильвер?

16 Мальчик-с-пальчик. Маваши-гери

Мара, которая провела довольно скучное лето с близкими и дальними родственниками, несколько дней дулась на нас, но, когда мы перестали без конца обсуждать наши приключения на Рейне, сменила гнев на милость и вернулась в нашу компанию, так что из четверки мы снова превратились в пятерку. Из статуса девушки одного из нас она перешла в статус нашей подруги, что нисколько не мешало мне по-прежнему тайком о ней мечтать. Каждый день видеть ее, касаться ее доставляло мне столько же счастья, сколько и страдания. Весь год я не спускал с нее глаз, отмечал малейшие изменения в ее прическе и одежде, молча ликовал, когда она смеялась моим шуткам, и радовался, если удавалось урвать возможность и хоть на минуту остаться с ней наедине. В эти редкие (думаю, она прикладывала особые старания к тому, чтобы они были редкими) мгновения между нами вновь возникала – только без поцелуев – та же близость, какую мы несколькими месяцами раньше переживали, сидя у нее в комнате. Мне так и хотелось крикнуть ей: «Господи, ну ты же видишь, что мы созданы друг для друга!» В ответ на мою немую мольбу она лишь улыбалась подстрекательской и чуть огорченной улыбкой. И мне становился ясным масштаб моей потери.

Коротко говоря, мы трое – Лурс, она и я – соблюдали негласный уговор, согласно которому наши отношения не выходили за рамки дружеских. Что до двух других, то и они участвовали в игре скрытых желаний, хоть я об этом и не догадывался. Лишь со временем я понял – ну не комедия? – что наша компания состояла из одной девушки и четырех влюбленных в нее поклонников (в том числе одной поклонницы), не имевших права ни говорить ей о своей любви, ни даже думать об этом. Вместе с тем я точно знаю, что в этой любовной пирамиде существовала своя иерархия и я находился на ее вершине.

В тот год мы были неразлучны. Мы вместе ходили на вечеринки – удачные («Алло, мам, я сегодня здесь заночую») и неудачные («Смотаемся по-тихому?»); вместе изредка напивались, вместе затевали дурацкие игры (кто выше забросит башмак на дерево). Мы делили все – зимний холод и горячий шоколад в «Глобусе», пепси и сигареты. Нам случалось спать впятером в одной комнате – у Жана, на брошенных на пол матрасах. Мы колесили по округе автостопом и дремали, положив голову соседу на колени или на плечо. Мы вместе томились от скуки и вместе хохотали как безумные. Мы вместе зубрили математику, историю и философию. Вместе пекли блинчики. Мы обнимались и иногда делали друг другу признания. Наши девочки порой плакали у нас на глазах – мы перед ними никогда.

Однажды в октябре у нас отменили последний урок, и я ушел домой раньше. Ждать автобуса я не стал, решив вернуться автостопом. Водитель высадил меня на перекрестке, где несчастный Бобе – ну, дальше вы знаете. Оставшуюся часть пути я проделал пешком. Возле калитки я услышал голоса. «Только не начинай снова!» – это говорила мать. Мне не хотелось застигнуть родителей в разгар ссоры (это почти то же самое, что ворваться к ним в спальню), и вместо того, чтобы войти во двор, я спрятался в примыкавшем к дому гараже, где стоял мой мопед. Дождусь затишья, подумал я, выскользну назад, за калитку, и сделаю вид, что только что пришел. Но из своего укрытия я прекрасно слышал их разговор. Они были уверены, что рядом никого нет, и не стеснялись в выражениях. «Ты сам видишь, что мы не в состоянии прокормить собственных детей! Не могу же я просто смотреть, как они умирают от голода! Мне что, завтра свести их в лес и там бросить?» Ого! Это же «Мальчик-с-пальчик»! Каждый раз, когда мне случается нечаянно подслушать чужой разговор, воображение немедленно подсказывает мне образы дровосека и его жены. Это сильнее меня. На сей раз инициатором ссоры выступил не дровосек, а его жена, хотя причина разногласий была той же, что и в сказке, – деньги.

– Ты хочешь сказать, что я полный дебил? Как мой папаша? – Голос моего отца дрожал.