К полудню солнце стало припекать. Скрыться от этой жары было невозможно, и старик лишь поворачивал голову, подставляя безжалостному солнцу то одну, то другую сторону лица. Себастьян понял, что еще несколько дней – и солнце изжарит его тело, превратив в скелет, обтянутый кожей. Он попробовал слезть в воду и тем самым охладиться, но вновь вдалеке показались плавники, и он как мог быстрее снова влез на лодку. Еще через несколько дней старик понял, что без воды он быстро иссыхает и начинает временами терять сознание. Целыми днями он смотрел на воду моря. Ему виделись то ручейки и реки, то городские фонтаны, то продавщица, торгующая бутылками с содовой и пивом… Он грезил и постепенно лишался рассудка. Он даже попробовал пить морскую воду, набрав ее во флягу, которая уцелела в шторм только благодаря тому, что была привязана к ремню брюк. Его тут же вырвало, и он понял, что это не выход.
Наконец старик вспомнил о канистре с пресной водой. «Почему я решил, что ее сорвало и унесло в море в шторм? А вдруг она и сейчас там, в корме лодки, под задним сидением? – мелькнула мысль у старого моряка.
Косясь на акульи плавники, Себастьян медленно спустился в воду и, поднырнув, нащупал под задним сидением канистру и стал развязывать узлы. Та столь надежно была привязана, что старику пришлось несколько раз выныривать и набирать воздуха, чтобы наконец-то справиться с этой работой. Он выплыл на поверхность счастливый, но втащить канистру на днище лодки не получалось: она была тяжела для старика. Тем не менее акулы сужали круг. Вдруг одна из них развернулась и с разинутой пастью резко бросилась на Себастьяна. Тот, машинально защищаясь, в последний момент, выставил канистру перед собой. Челюсть акулы захлопнулась, и ее зубы застряли в металлических стенках емкости. Акула, отчаянно мотая головой, стала пятиться назад, таща вместе с канистрой и Себастьяна. Он в полной решимости изо всех сил вцепился одной рукой в канистру, другой – в обвязку судна. Борьба продолжалась недолго. Себастьяну достаточно было встретиться взглядом со злыми, холодными и беспощадными глазами акулы, как он тут же отпустил канистру и в панике вскарабкался на днище лодки.
Уставший до предела, потеряв всякую надежду, с трясущейся от нервного напряжения головой, он лег и закрыл глаза; из уголков его глаз текли слезы – слезы бессилия и отчаяния.
«Тебе, Святой Христофор, вручаю судьбу свою», – сказал старик и потерял сознание.
Лодка мягко уткнулась кормой в прибрежный песок и остановилась. Дети из ближайшей деревни, собиравшие по берегу то, что выбросило море, еще издалека увидели перевернутую лодку и лежащего на ней человека. Они подбежали к ней и стали трясти старика, выкрикивая что-то на своем языке. Тот с трудом облокотился рукой о днище, приподнял голову и, глядя на спокойное море, сказал: «М-о-о-ре», – показывая вдаль от берега, после чего силы вновь покинули его, и он опять впал в беспамятство. Затем взрослые отнесли его в деревню. Через несколько дней он уже мог ходить.
Объясняясь жестами с местными жителями, старик понял, что находится на острове и что они никогда не видели, чтобы мимо проплывал хоть один корабль. Поняв, к чему привела его судьба (к одиночеству среди чужих ему аборигенов, вдали от морских путей), он с радостью подумал: «Наконец-то я достиг своей мечты». Где-то он слышал, что самое большое одиночество человек может испытать только среди других людей». Себастьян нарочно не старался учить местный язык, чтобы никто не мешал ему встретить свои последние дни так, как и прожил всю свою жизнь: в одиночестве среди людей. Местные жители тоже не научились его языку и звали его «М-о-о-ре».
Старик постоянно сидел на большом прогретом солнцем камне на берегу и смотрел вдаль. Раз в день к вечеру маленькая девочка, он назвал ее про себя «Изабелл», приносила ему еду. Затем они подолгу сидели рядом и молча смотрели вдаль.
Как-то вечером, уже на заходе солнца, девочка подергала старика за рукав куртки и, когда тот посмотрел на нее, сказала, показывая на море:
– М-о-о-ре.
Слезы навернулись на глаза старика, и он задумчиво повторил:
– М-о-о-ре…