Сод не был зол на них, скорее наоборот. Он воспринимал их, как животных, причем, в буквальном смысле. А Сод обожал животину любого рода. А эти хотели банально поесть. А стоит ли ненавидеть существо за его совершенно объяснимую потребность?
«Все мы люди», – промелькнула короткая мысль в голове старателя, чем породила на его морщинистом, уже давно не видавшем бритвы лице, едва заметную улыбку. Горьким опытом Сод научился не демонстрировать свои белые зубы, которые так обожали дикари. Добыча ценилась хорошими зубами и кожей покрытой татуировками, коих у Сода имелось великое множество по всему телу. Сод являлся своего рода одним из тех немногих пионеров старательского удела. Он один из первых, кто начал составлять мировую карту выходов на поверхность с подробнейшим описанием прилегающей местности и прочей полезной информации, что существенно повлияла бы на слаженную работу по добыче руды. Позднее карту перевели в электронный вариант с возможностью правки ее в режиме реального времени. Само собой, что подобной функцией редактирования обладал лишь узкий круг лиц.
Над головой раздался знакомый глухой звук проносящейся вагонетки. Сверху неминуемо посыпалась каменная крошка. Сердце старателя сжалось. На короткий миг ему показалось, что все – это конец. Сотни раз оказываясь на волосок от верной смерти, он всё равно продолжал улыбаться Ей в сухое морщинистое лицо, слепо веря, что это лишь очередной случай и отличная возможность проявить себя. Сейчас же под ложечкой неприятно посасывало и от этого липкого ощущения никуда было не деться.
С дикарями было по-настоящему страшно. Во-первых: они молчали. За все время, пускай и не столь продолжительное, этой безумной сессии – ни один из них не проронил ни единого звука. Казалось, будто бы они и не дышали вовсе. Разучились. Не было и в их глазах ничего человеческого. Человеческого… Да и «животным» это безумие назвать было тоже нельзя. Это другое. Нечто неподвластное восприятию и пониманию человеческой мысли. То, что попросту не объяснить. Голод – можно объяснить; каннибализм – понять. Но это…
«Это что-то!», – вновь молнией пронзила голову Сода лихая мысль. Неистовая, немногочисленная, но все же толпа, неудержимо, словно под гипнозом, надвигалась на, прижатого к липкой глиняной стене, Сода.
На глубине четырехстах метров с сознанием человека происходит некий переворот. Глубинный слой Земли отсеивает все то, что так долго и упорно тебе навязывало окружение и общество, оставляя лишь твое истинное нутро. Здесь теперь все настоящие.
***
– В любом случае, чтобы здесь не происходило, все это смахивает на бойню, – голос Таонги ощутимо отдалился и потому я невольно обернулся.
Сидя на корточках и повернувшись назад, я чуть было не потерял равновесие и, чтобы окончательно не упасть, ухватился за первое, что попалось под руку. Это оказалась чья-то рука. Позади меня весьма близко раздался знакомый ехидный смешок.
– Рука помощи? – все так же ехидно подметил напарник.
Отшвырнув руку в сторону, я продолжил бесполезно изучать останки.
– Как думаешь: каков мотив?
Вопрос так и остался висеть в зловонном воздухе. Была у меня пара мыслей, которые, может быть, вполне очень даже и пролили бы свет на сие случившееся, но мы попросту замерли. И жаль, что это онемение было не от изумления. Подобное не часто, но все же случается на глубине четырехстах метров. Размеренный гул в голове; нарастающая светлая мысль, за которую ты готов ухватиться… Но, в самый критичный момент она ускользает из твоего поля зрения, буквально растворяясь промеж твоих дрожащих от необъяснимого волнения пальцев. Томный груз непроглядной темноты всей своей нерушимой замкнутостью обрушивается на тебя уничтожая остатки хоть каких-нибудь мыслей.
Сквозь этот лишенный всякого смысла и до невозможности тяжелый шум раздался противный и пронзительный писк. Он тончайшей ярко-синей нитью пронзил темноту, что наполняло пространство-мысли и принялась сеять хаос в этой размеренном и умиротворенном мраке.
– Черт! – выругался я, вовремя спохватившись. – Выруби это дерьмо!
Спустя еще несколько бесконечно долгих секунд, противный писк все же повторился.
– В жизни не думал, что мне однажды может пригодиться, – Таонга скривил рот в подобии улыбки и я попытался его передразнить.
То был своего рода некий будильник. Прибор был прост, как и все гениальное, и крайне эффективен. На глубине четырехстах и более метров с человеческим подсознанием и сознанием в целом происходит необъяснимая вещь – мозг тупо замирает. Словно уходит в режим ожидания. Вполне сравнимо с гипнозом, но лишь на первых его стадиях. Далее этот злосчастный и неведомый науке гул настолько глубоко въедается в пространство-мысль человека, уничтожая тем самым все здравое, оставляя место лишь для инстинктов, коих у любого живого существа не отнять. Да и ведь это еще никому не приходило в голову.