Старая девочка

Вечером был ужин, проводить меня пришли чуть ли не все сослуживцы. Тостов много было, кричали, как водится, “горько”. Полк у нас был неплохой, на учениях всегда первые места занимали. А сразу после ужина мы поехали на вокзал, чтобы, значит, скорее в Москву. Там, пока я с друзьями на перроне прощался, Вера пошла в купе, а за ней Виктор увязался, тот, что политрук и с нами на пикник ездил. И вот Вера мне потом рассказывала, что он вошел за ней в купе, вынул из кармана бутылку портвейна и говорит: “Давайте вместе выпьем”. Сама она, конечно, тоже немного пьяненькая была, а он, наверное, сильно набрался. В общем, Вера согласилась, и он принялся пить прямо из бутылки. Сделала и она несколько глотков и только тут спохватилась, испугалась, что сослуживцы мои увидят. Она мне это еще тогда же, в вагоне, рассказала, но я не ревновал, Виктор был жалкий, тщедушный, к нему бы вообще никто ревновать не стал. Дальше в третий раз ударил станционный колокол, я вырвался из объятий, вскочил на подножку, поезд уже со станции вышел, а я все размахивал своей фуражкой. Хорошо мне тогда в Орле было. Наверное, едва ли не лучший год, какой в жизни случился. И кончился так хорошо.

Места наши, — продолжал Корневский, — были в четырехместном купе, я наверх забрался. Вера устроилась внизу, и мы сразу заснули. По—моему, даже спокойной ночи друг другу не сказали. В Москве нас встречал ее отец. Верины родители, как я потом понял, ничего подобного не ждали, но, похоже, были довольны. Не мной лично, не выбором ее, а тем, что Вера наконец, что называется, остепенится, осядет. Их можно понять, раньше ведь Веру кидало из стороны в сторону, то она боролась с дезертирами, то ехала в Башкирию или в Оренбург, а они год назад уже потеряли старшую дочь Ирину. Она то ли умерла, когда ездила за продуктами по Волге, то ли, как они думали, ее похитили и продали в гарем в Турцию, но это, конечно, вряд ли. В Москве я прямо с вокзала поехал в МОВИУ, в распоряжение которого и был отозван, и там столько на меня навалили работы, что я приходил домой лишь поздним вечером. Кстати, первые дни мы с Верой и ночевали врозь, даже в разных комнатах.

Родители ее выделили нам в доме лучшие комнаты — кабинет ее отца и смежную с ним гостиную, и их надо было обставить, какую—то мебель оттуда вынести, какую—то внести. Руководили этим, насколько я помню, Вера и ее мама, таскал же все Верин отец и еще кто—то из соседнего дома. Меня к этому обустройству даже не подпускали. Вера тогда была весела, и мне казалось, что нашим браком она очень довольна. Ей нравилось, что нам выделили лучшие комнаты и самую лучшую мебель, что все делается, как она хочет. Особо она, по—моему, гордилась тем, что из всех своих многочисленных двоюродных сестер и подруг, по большей части они, вдобавок, были старше ее на два—три года, она первая вышла замуж. В общем, она была весела и довольна, но не из—за меня.

Кстати, одна из ее кузин, Мария, чуть ли не на второй день, как мы приехали, рассказала мне, что у Веры была несчастная любовь, из—за этого она и выскочила за меня замуж. Эта Мария пришла к нам с визитом, я, похоже, ей понравился, и пока Вера готовила чай, она мне обо всем и поведала. Даже назвала имя моего соперника — Дима, насколько я помню. Но я к тому, что узнал, отнесся равнодушно. Все мы когда—нибудь кого—нибудь любили, семья же, как я считал, — это совсем другое дело”.

“Ну, насколько я знаю, — сказал Ерошкин, — вы и здесь ошиблись”. — “Да, ошибся”, — согласился Корневский. “А вы никогда не задумывались, почему?” — снова спросил Ерошкин. “Отчего же, задумывался, — сказал Корневский. — Я, естественно, много думал, почему у нас с Верой все так плохо сложилось. Я даже ее об этом раза два спрашивал”. — “И что?” — “Первый раз она промолчала, не захотела со мной на эту тему разговаривать. Второй раз тоже начала уклоняться, мы тогда уже фактически врозь жили, а потом сказала, что причин много. Тут и этот Дима; тяжело жить, зная, что твои чувства принадлежат другому, не тому, чьей женой ты стала, это ее точные слова, я их хорошо запомнил. Но дальше добавила, что наш брак все равно мог сложиться вполне хорошо, она, Вера, во всяком случае, в это верила, когда выходила за меня замуж; это правда, она даже повторила, что в самом деле в это верила, но ни она, ни я по молодости или еще почему к браку оказались не готовы. Замужество она представляла себе исключительно по романам, да и я, по ее словам, оказался не лучше.