— Да, милый, — ответил кто-то, кто вошел незаметно: ни скрипа двери, ни предупреждения Нелли.
Скворцов поднял глаза и забыл, что нужно дышать.
«Химичка» в красном стояла на фоне белой стены и улыбалась. Платье обтягивало ее фигуру словно чулок. Высокая грудь, мягкая округлость живота с впадиной пупка, выраженные бедра и стройные ноги в черных чулках — ничто не скрылось от пытливых глаз Скворцова.
Поймав заинтересованный взгляд босса, Глафира широко улыбнулась и пошла вперед, мягко ступая по ковру. Высокие каблуки делали ее походку шаткой, но такой нереально волнующей и опасной, словно к Леониду приближалась голодная пантера. Гибкая кошка, которая осознает силу своей красоты и намеренно этим пользуется, чтобы обмануть охотника, опустившего в восхищении ружье и забывшего, что цена подобной ошибки — смерть.
Леонид сглотнул.
— Нелля, — не глядя нажал он кнопку вызова секретаря. — Меня ни для кого нет.
— Хорошо, — прошелестело в ответ.
Скворцов пропустил момент, когда Глазунова забралась на стол. Склонившись над «жертвой», хищница провела пальцем по скуле босса, а потом вдруг схватила за галстук и резко притянула к себе.
«Черт! Я знаю эти губы!» — успел подумать Леонид за мгновение до того, как Глаша поцеловала его. Страстно, долго, волнующе.
Красная помада неожиданно мягко пахла клубникой. Не кровью, как того ожидал «охотник». Пока он боролся с желанием опрокинуть пантеру на стол, его ладони снимали с нее шкурку: платье медленно, но верно поднималось вверх.
Дав и себе, и охотнику возможность вдохнуть, хищница отстранилась, медленно провела языком по губам, словно снимая пробу с того блюда, к которому сейчас вернется. Ее глаза лучились и притягивали к себе внимание, в то время как руки нашли ладони Скворцова и легли сверху, заставив продолжить танец по платью.
Пальцы Леонида скользнули по краю чулок, что своим силиконом прижимались к гладкому телу Глафиры Степановны. Он позволил кружеву чулок остаться на месте — впереди ждали более лакомые кусочки.
Когда ладони достигли упругих ягодиц, брови Скворцова взлетели вверх, а губы Глаши растянулись в широкой улыбке: сюрприз удался, нижнего белья под платьем не оказалось.
Глазунова изогнулась в спине и, отпустив ладони любовника, сняла с волос резинку. Конский хвост, что придавал хищному образу дополнительную изюминку, рассыпался. Волосы мягкой волной упали на грудь, которая все еще пряталась за платьем. По проступившим под трикотажем очертаниям сосков угадывалось, что и там преграды для вторжения нет.
Леонид, как опытный завоеватель, направил свои «войска» в атаку. Молния, что обнаружилась на спине, впустила врага, и крепость без сопротивления пала: Глафира выскользнула из платья, словно змея из шкурки в период линьки.
Две цели маячили перед глазами босса, и ни одну из них он не пропустил. Мягкие соски попеременно побывали в плену. Постепенно сдались и остальные позиции.
Любовники и сами не заметили, как легли на огромный стол, который Скворцов сделал большим совсем для других целей. Бумаги и документы, словно спугнутые голуби на городской площади, полетели в разные стороны, но ни пантера, ни охотник не замечали того разорения, что творили их разогретые страстью тела. Они были поглощены друг другом и тем актом, что частенько заканчивается рождением детей.
Совместным салютом завершился бой двух уставших армий. И голосом мамы, который вопрошал: «Ленчик, ну сколько можно ждать! Картошка стынет!»
Скворцов открыл глаза и понял, что лежит на диване, куда бухнулся сразу по приезду в отчий дом. Должно быть, пока мамочки суетились на кухне, он заснул.
Подтянув плед до самых глаз, и кое-как восстановив дыхание, произнес:
— Сейчас, мам. Только умоюсь.
Дождавшись ухода матери, он пулей пролетел в спальню и, схватив со своей полки чистые трусы, метнулся в ванную комнату, где с полчаса игнорировал крики и стуки в дверь, наслаждаясь тугими струями спасительного душа.
Температура поднималась несколько раз. Ее сбивали, но она упорно лезла вверх. Глафиру то колотил озноб, то становилось так жарко, что одеяло летело на пол.
Лишь к вечеру она выбралась из полусна-полубреда и обнаружила рядом с кроватью штатив с пустой пластиковой бутылкой и безжизненно висящей системой с иголкой на конце и дремлющую в кресле маму.
— Мама? Что случилось, почему ты здесь? — Глаша наморщила лоб и непонимающе огляделась. Она находилась у себя дома.
— Гладя! — Анастасия Кирилловна быстро отодвинула штатив с капельницей в сторону и помогла дочке приподняться. Поднесла к обветренным губам стакан с водой. — Ох, и напугала ты нас! Как ты себя чувствуешь?
— Горло режет. И глотать больно.
— Это ничего, — мама убрала волосы со лба дочери. Та вновь упала на подушку. — Было гораздо хуже, мы с папой так напугались…
Глаша прислушалась: на кухне громыхнула крышка.
— Папа тоже здесь. Он за куриным бульоном следит.
— А кто меня привез? Я помню, что ехала в машине, но открыть глаза сил не оказалось.
— Да парень какой-то деревенский. В рабочей куртке и галошах. Он на руках тебя принес, закутанную в одеяло.