- Но этот день, возможно, и не наступит! - продолжал он.
Снова овация.
- Возможно, он не наступит, потому что до этого времени низшая черная раса поставит наш гордый народ на колени. Возьмем хотя бы крупнейшие города США. Когда-то они были белыми и достойными, а теперь стали черными, грязными. Много людей прибыло на эти берега: немцы, англичане, французы. Пусть даже поляки. И все они отдавали свои силы Америке, а негры только берут. Они крадут то, что принадлежит нам, отказываясь работать. Они проедают наши налоги, которые идут на их громыхающие приемники, бесчисленных детей, мерзкие наркотики. Конечно, евреи плохи, но негры они, как сорняки, которые каждый день вырастают вдоль забора. Негры душат нашу страну, как сорняки.
- Долой негров! - взревел зал, и Конрад Блутштурц не стал их останавливать, а лишь оскалился улыбкой скелета.
- Продолжайте, - шепнула Илза. - Вы уже хорошенько их завели!
- Но негры разобщены, - сказал Конрад Блутштурц дрожащим от напряжения голосом. - А евреи терпеливы. Но у нас есть еще один враг - азиаты. Это более непосредственная угроза. - По залу пронесся гул, послышались выкрики: "Косоглазые! Желтые обезьяны!" - Азиаты сконцентрировали в себе наиболее отвратительные пороки негров и евреев. Они становятся многочисленными, как и негры, но в то же время они столь же изобретательны и жадны, как евреи. Мы с вами являемся свидетелями того, как они все прибывают и прибывают в нашу страну. Их много даже здесь, в Хантсвилле. Неважно, кто они: китайцы, японцы или вьетнамцы, - все они на одно лицо. И все одинаковы - мы-то с вами хорошо это знаем. - При этих словах Конрада Блутштурца зал заревел так же, как пятьдесят лет назад ревел, слушая речи Адольфа Гитлера, - ведь речи были те же, да и толпа всегда остается толпой. - И как могло получиться, выкрикнул Конрад Блутштурц, - что мы победили японцев, а они теперь демонстрируют экономическое превосходство?!
- Они обхитрили нас! - завопила толпа.
- Теперь вьетнамцы прогнали американцев со своей земли, а сами кинулись к нам, чтобы отнять рабочие места, которые еще не успела заграбастать японская мафия, и скупить дома, которые истинные американцы просто не могут себе позволить! Эти люди настолько бесчестны, что работают сразу на двух или на трех работах, и получается, что на каждого работающего вьетнамца приходится три безработных американца! - Толпа завизжала от гнева, возмущаясь вероломством эгоистичных вьетнамских иммигрантов. - Но азиаты - это еще не самое плохое. Нет, - произнес Конрад Блутштурц, понижая голос, чтобы собравшимся пришлось напрячь слух. - Самые страшные - это последние, о ком я хочу рассказать. Они не отличаются от нас ни цветом кожи, ни обычаями, ибо они суть хамелеоны - ядовитые хамелеоны.
- Никогда не думала, что хамелеоны ядовиты, - прошептала Илза.
- Ядовитые хамелеоны, - повторил Конрад Блутштурц, не обращая на нее внимания, - поскольку могут являться в любом обличье. Они влились в наше общество незаметно, не вызвав у окружающих никаких сомнений. И распознать их можно только по именам, а имя им - Смит, - прошипел Конрад Блутштурц.
Собравшиеся так завопили, что содрогнулись стены.
- Вы знаете, что я лично проводил изучение той угрозы, какую представляет Смит. Я собственноручно собрал свидетельства этого. Смиты столь же многочисленны, как негры, более многочисленны, чем азиаты, и гораздо более изощренны, чем евреи. Я дал бой некоторым из них, обрушив истинно арийскую месть на их, казалось бы, белые головы!
- Арийская месть! - заорали члены Лиги белых арийцев Америки и Алабамы.
- Если случится расовая война, то начнется она не с евреев, не с негров, не с азиатов - она начнется со Смитов. Я всегда это говорил!
- Да!
- И разве не об этом пророчествовал Бойс Барлоу, наш основатель?
- Да!
- И его пророчество сбывается!
- Да! - взревел зал.
- Они нанесли первый удар!
- Да!
- Коварный удар! Они уничтожили чистую душу - нашего любимого Бойса! По залу прошел стон, лица исказились от горя. - И его братьев Люка и Бада! - Собравшиеся были потрясены. Послышались выкрики, призывавшие к мести, собравшиеся требовали головы подлых убийц. - Но вам нечего бояться, продолжал Конрад Блутштурц. - Их дело - в надежных руках. Я подниму их знамя и понесу его вместо них. Если вы согласитесь признать меня своим лидером.
- Да! Да! Да! - ревел зал.
Конрад Блутштурц слушал эти крики восторга, пока все не охрипли. Охрипшими они нравились ему больше. Их американский акцент и манера говорить в нос раздражали его. Это была речь полукровок. Наконец все успокоились и высоко подняли головы. Они верили - верили в то, что у них белая кожа, в правоту своей цели и в Конрада Блутштурца. Они и не подозревали, что все это чистый обман. И что сам Конрад Блутштурц, оказавшийся столь блестящим оратором, несмотря на увечья, не верит ничему из того, что только что сказал.