– Прошу вас, адмирал, присаживайтесь вот сюда. Смотрите, мы здесь ответственно выполняем свою работу. Бдим и следим.
– Если говорить правильно, согласно букве закона, то вы нарушаете неприкосновенность частной жизни кадетов, – отметила я, заняв низкий жесткий стул перед главным экраном. – Подсматриваете за ними в жилых ячейках общежития. А это недопустимо.
Многое изменилось со времен леди Дорабеллы, кроме народных привычек. В старину излишне любопытные подглядывали в замочные скважины или дверные щели, но теперь замки без скважин, а двери закрываются так плотно, что нет ни малейших щелей. Зато современные технические устройства позволяют вести слежку гораздо более незаметно и эффективно. Да, безопасность кадетов превыше всего, но только при мысли о том, что кто-то здесь подглядывает за кем-то в душевой кабине, мне все равно становилось не по себе.
– Приказ генерала Кайсиллиана. Он говорит, избалованных придурков нельзя оставлять без присмотра. Эти ненормальные поубивают друг друга, и что нас ждет? Международный скандал или новая война? – оправдался капрал, выглядевший все более смущенным под моим пронзительным взглядом.
– За девушками вы тоже следите? – допытывалась я.
– За ними наблюдают женщины нашей службы, – капрал указал на дверь, ведущую в смежное помещение. – У нас работа ведется в строгом соответствии с положением о нравственности.
Я решила не продолжать спор. Корила себя за то, что уподобилась тем самым любителям замочных скважин, но не смогла устоять перед искушением побольше узнать о парне, который всего за сутки стал главным героем академической хроники. Ознакомившись с записями системы наблюдения, поняла, что внук графини Шанталь поступил к нам на обучение не ради шпионажа, а в надежде жениться на мне. Бабка его подстрекала, или он сам горел желанием поскорее добраться до императорского трона, об этом я могла лишь строить догадки. Без сомнений ясен был один момент: Дарникус играл в репертуаре своей семьи. Но корыстным мечтам парня не суждено сбыться. Род Ладетонис издавна считается одним из самых влиятельных, но породниться с императорской семьей за всю историю еще не удавалось никому из его представителей. И младший граф явно не та личность, которая может быть способна разрушить эту давнюю тенденцию.
Рэй Лимари в представшем моему взору противостоянии выглядел достойнее соперника, пусть и тоже обещал “приударить за принцессой”. Этот пришелец невольно вызывал симпатию, и как бы ни старалась я не заострять на нем внимание, раз за разом оно возвращалось к нему. Жойкер Кариоли, разнявший дуэлянтов, меня тоже приятно удивил. Не думала, что в такой жестокой семейке может вырасти вполне приличное продолжение рода.
– Прикажете назначить особые меры наказания в отношении этих двоих нарушителей порядка? – осмелился уточнить капрал.
– Нет. Пусть считают, что мы ничего этого не видели, – подвела я итог.
Встав с жесткого металлического стула, неровное сидение которого будто специально было придумано таким неудобным, чтобы сидя на нем было практически невозможно заснуть, уверенным шагом направилась к выходу, скрывая неизбежно растущее волнение. Сердце так часто билось в груди, что мне казалось, оно вот-вот проломит ребра и вырвется наружу. Не хватало еще, чтобы кто-то из посторонних заметил, что оно у меня трепещет пойманной в сети птичкой. Я стальной адмирал военно-космического флота, а не впечатлительная девица перед алтарем. Я старалась это отрицать, но где-то в дальней глубине души мне было приятно, что за мое внимание готовы сражаться неокрепшие юнцы. Я чувствовала тот вдохновляющий поток энергии, которым так любила наслаждаться леди Дорабелла. Понимала всю порочность и недопустимость женских грез, противоречащих уставу и здравому смыслу, но вместо привычных рациональных рассуждений по пути домой в мою голову расплывчатыми туманными волнами, окрашенными в мягкие теплые тона, всплывали странные мысли, наполненные уютом и тишиной. Но больше всего прочего меня удивлял тот факт, что именно Рэй Лимари стал тем, кто не желал ни под каким предлогом покидать мои фантазии. Нахальный красавчик с пушистыми ушами прочно обосновался в потоке моих переживаний и теперь занимал лидирующую позицию по количеству размышлений за сутки. Все же Трина права, на этого парня трудно не обратить внимание, а еще сложнее потом выкинуть из головы. Его слова, действия возвращались вновь и вновь, превращаясь в наваждение, от которого почти невозможно избавиться. По эмоциональному заряду мысли о нем были прямо противоположными воспоминаниям о войне, потому в них так приятно было погружаться и не хотелось возвращаться в реальность.