Сталинский неонеп

Старая большевистская гвардия в подавляющем большинстве оставалась ещё на свободе. Само понятие «старый» применительно к большевикам-подпольщикам, участникам Октябрьской революции и гражданской войны, было даже в середине 30-х годов достаточно условным. Среди тех, кого называли старыми большевиками, было несколько возрастных когорт. Забегая вперед, скажем, что большинство людей ленинского поколения, тех, кому было тогда 60 и более лет (Кржижановский, Бонч-Бруевич, Карпинский, Лепешинский, Стасова, Кон, Коллонтай, Литвинов, Землячка и другие), пережили большой террор, а некоторым из них довелось пережить и самого Сталина. Объектом тотального уничтожения стало поколение 50-летних, а затем 40-летних большевиков. В революционные эпохи политические деятели формируются и выдвигаются рано. Спустя двадцать лет после Октябрьской революции эти люди были полны сил и энергии и в то же время обладали большим политическим опытом. Они были моложе Сталина и в случае осложнений для сталинского режима могли занять руководящее место в партии, заменить состав Политбюро, запятнавший себя соучастием в сталинских преступлениях.

Как мог убедиться читатель этой книги, «сталинский неонэп» означал завершение антибольшевистского переворота. Однако, чтобы окончательно утвердить этот переворот, Сталину необходимо было полностью переставить в сознании миллионов коммунистически мыслящих людей в СССР и за рубежом все политические знаки — представить нынешнее положение страны торжеством большевистского, ленинского дела, а оппозиционеров — злейшими контрреволюционерами и агентами фашизма.

Непременным условием обеспечения стабильности и незыблемости сталинского режима становилось внедрение в массовое сознание версии о существовании грандиозного заговора, нити которого восходят к Троцкому и гестапо. Чтобы избавиться от носителей оппозиционных настроений в СССР и в зарубежных компартиях, требовалось с помощью этой версии возродить атмосферу «чрезвычайщины» и сделать её перманентным состоянием советского общества. Для этого у Сталина был уже испытанный и проверенный метод — организация показательных процессов с хорошо отрепетированными покаяниями.

Такие процессы (Промпартии, Союзного бюро меньшевиков и т. д.), на которые приглашались представители советской общественности, зарубежные журналисты и дипломаты, ещё в начале 30-х годов изумляли весь мир. Как только сталинская клика сталкивалась с очередным хозяйственным и политическим кризисом, она находила козлов отпущения в виде оппозиционно настроенных к режиму лиц, «признававшихся» на открытых процессах в организации голода, саботажа, диверсий и т. д. Несмотря на разоблачения, появлявшиеся за рубежом, «западный мир так до конца и не понял,— писал В. Кривицкий,— что советские показательные суды были вовсе не судами, а орудием политической войны. В информированных советских кругах с момента прихода к власти Сталина мало кто не считал показательные процессы с их драматическими признаниями не чем иным, как политическим рычагом, не имеющим ничего общего с отправлением правосудия» [769].

Теперь требовалось возложить вину за всё, что разительно противоречило широковещательным заверениям о «счастливой жизни» советского народа, не на беспартийных специалистов, а на «троцкистов». Для этого нужно было перетряхнуть всю структуру советской власти, дискредитировать и уничтожить основную массу старых большевиков, обвинить в измене, вредительстве и других злодейских замыслах всех коммунистических диссидентов (которые, как видно из предшествующих глав, насчитывались тысячами и десятками тысяч).

Троцкий подчёркивал, что «этот процесс, как и другие процессы сталинской политики, развивался медленно, автоматически и имел свою внутреннюю логику». Когда наступила пора московских театральных процессов, даже покаявшиеся участники оппозиции, «хорошо знакомые с условиями оппозиции, хорошо знавшие вождей оппозиции и действительное содержание их работы, становились величайшей опасностью для адского замысла истребления старшего поколения революционеров. В населении оказались рассеяны многие тысячи, десятки тысяч свидетелей оппозиционной деятельности Троцкого, Зиновьева, Каменева и других. Они могли шепнуть ближайшим друзьям, что обвинение есть подлог. От друзей к друзьям это обличение могло распространиться по всей стране. Опасных свидетелей надо было устранить» [770].

Так замысел открытых процессов вылился в замысел великой чистки. В свою очередь великая чистка была невозможна без «признаний» бывших лидеров оппозиций на открытых процессах в руководстве гигантским заговором, вовлекшим в свою орбиту многие тысячи людей.