Здесь Бухарин явно выдавал желаемое за действительное, дабы подчеркнуть свою «либеральную» роль. О своей позиции по этому вопросу, занятой на заседании конституционной комиссии, он сообщил в письме, адресованном февральско-мартовскому пленуму ЦК: «Радек очень хитро (и с большой пользой для троцкистов и всех других антисоветских сил) поставил вопрос о праве каждого гражданина выставлять кандидатуры на выборах в Верховный Совет. Я, если не ошибаюсь, трижды выступал против него, мотивируя недопустимость этой нормы, ибо тогда все будут лезть в эту щель и выставлять антисоветских кандидатов и устраивать большие политические скандалы, если мы будем вынуждены в той или иной дозе этих кандидатов ущемлять» [763].
Поведение Бухарина в годы, предшествующие большому террору, было наиболее ярким примером трагической раздвоенности бывших оппозиционных лидеров, позволившей Сталину расправиться с ними поодиночке. Сам Сталин характеризовал эту трагическую раздвоенность термином «двурушник», прочно введённым им в партийный лексикон. Он сознательно провоцировал своих прежних противников на двурушничество, заставляя их клеймить своих единомышленников и друзей, отправленных на плаху, и тем самым отрезая им пути к перемене своей позиции при любом возможном политическом повороте.
Однако, как справедливо замечал В. Кривицкий, «несмотря на покаяния, которые стали столь частыми, что в них перестали верить, вопреки своему желанию, эти старые большевики невольно поддерживали… новую оппозицию внутри партии, если они фактически и не руководили ею. Положение стало критическим, одних покаяний стало уже недостаточно. Сталин сознавал, что надо искать другие средства. Он должен найти способ не только подорвать авторитет старой гвардии, но и остановить активную жизнь видных членов этой грозной оппозиции» [764].
Головы Каменева, Зиновьева, Бухарина и других бывших лидеров оппозиции были нужны Сталину не столько сами по себе, сколько как средство дискредитации Троцкого, остававшегося единственным действительным или потенциальным лидером оппозиционных коммунистических сил в СССР и за его пределами. Волна «послекировских» провокаций и подлогов не достигла своей главной цели — объявления Троцкого шпионом и террористом. Миллионы людей были обмануты, но этот обман находился под постоянной угрозой новых разоблачений со стороны Троцкого. Клеветнические наветы гигантского пропагандистского аппарата не ослабили, а лишь укрепили его решимость продолжать непримиримую борьбу против сталинизма.
XLV
Троцкий: 1935—1936 годы
IV Интернационал оставался под постоянным прицелом как сталинистов, так и наиболее реакционных антикоммунистических сил. Одновременно с новыми расправами над троцкистами в СССР шли аресты сторонников Троцкого в Германии и других странах с фашистскими и полуфашистскими режимами.
Всё более трудным становилось и положение самого Троцкого, которому французскими властями в 1934 году было предписано поселиться в небольшой деревне, где он находился под строгим надзором полиции. После образования Народного фронта французская компартия резко усилила нападки на Троцкого и требования к правительству о высылке его из страны. В «Письме французским рабочим» Троцкий писал: «Два года тому назад „L’Humanite“ повторяла ежедневно: „фашист Даладье вызвал социал-фашиста Троцкого во Францию, чтоб организовать при его помощи военную интервенцию против СССР“… Сейчас эти господа заключили, как известно, с „фашистом“ Даладье антифашистский „народный фронт“… Теперь уже господа клеветники начинают говорить… что политика Троцкого и большевиков-ленинцев служит службу не Эррио и Даладье, а Гитлеру» [765].
ОГПУ—НКВД вело непрерывную слежку за Троцким и Седовым и внедряло в их окружение своих агентов. В начале 30-х годов такую роль выполняли братья Соболевичусы, которые подозревались Троцким и его соратниками в провокаторстве и вскоре были изгнаны из рядов международной левой оппозиции. Более успешной оказалась деятельность Зборовского, завербованного ГПУ летом 1933 года. В 1934 году «органами» была проведена глубокая проверка Зборовского и его родственников, находившихся в Советском Союзе и превратившихся в заложников провокатора. В 1935 году Зборовский впервые встретился с Седовым и вскоре стал одним из ближайших его сотрудников. В книге Д. Волкогонова «Троцкий» приводятся десятки донесений Зборовского с информацией о деятельности Троцкого и Седова. В нескольких томах архивного дела НКВД под названием «Издания» содержится множество статей и интервью Троцкого, регулярно переправлявшихся советской резидентурой в Москву.