А гражданин с жёлтым лицом, стоя внизу, и глядя вверх, не смог точно определить показалось ли ему или он действительно видел, что кто-то подходил к окну после того, как выключили свет. Он подумал, что дозвониться ему до руководства сейчас будет невозможно. Он даже не знал, где найти телефон ночью. Поэтому он пошёл, сел в машину, завёл мотор и поехал в контору, чтобы лично доложить товарищу Толмачёву о местонахождении разыскиваемой шлюхи. Ефрем был уверен, что это её они искали, и что сейчас она спит в этой убогой общаге для вонючих детей сиволапого мужичья.
Глава 15
Была уже ночь. В условленном месте на Маросейке, Иосиф Виссарионович увидел высокую фигуру в плаще и шляпе — его ждали. Он приказал остановить машину. Ожидающий открыл ему дверь. Сталин вышел и протянул руку для рукопожатия, хотя утром они уже виделись.
— Товарищи уже ждут? — спросил он.
— Да, — отвечал товарищ Андреев. — Все в сборе.
Они прошли по узкому переулку между трёхэтажными зданиями, и вошли под арку, во двор, и сразу повернули налево. Там, у двери в цокольный этаж они остановились, но постучать не успели — им отворили. Пять ступенек вниз, и они были на месте.
Товарищ Андреев забрал у Сталина фуражку, и Иосиф Виссарионович отварил дверь, вошёл в комнату без окон, где за маленьким столом, под лампой, сидели три человека. Перед ними стояли стаканы с крепким чаем в подстаканниках, а над ними клубился табачный дым.
— Извините, что заставил ждать, товарищи, — сказал Сталин, здороваясь за руку со всеми присутствующими и садясь на свободный стул.
Товарищ Андреев принёс и поставил перед ним стакана чая. И вышел.
— Мы недолго ждали, Коба, — сказал Дзержинский. — Сами только пришли.
Когда Сталин раскурил трубку, и придвинул к себе чай, Феликс Эдмундович начал:
— На правах самого осведомлённого, позвольте, начну я. Надеюсь, возражений не будет?
— Да брось, Феликс, давай без всего этого, мы не на ЦК, — сказал Фрунзе, — а то ещё начнём стенограмму вести.
Товарищи засмеялись и Дзержинский заговорил:
— Прошлой ночью проститутка из бывших эсеров застрелила одного из ящеров, когда он собирался её ритуально сожрать.
— Молодец какая, — восхитился Киров.
— Как выяснилось, он был из семьи Зиновьева, семья решила устроить ей показательную экзекуцию, но товарищ Артузов и Эгунд, предоставили этой проститутке охрану.
— Охрану? Зачем? — удивился Фрунзе. — Чтобы позлить их?
— Глупо их провоцировать, — сказал Киров. — Просто потеряем людей и всё.
— Товарищи, я уже довёл до сведения товарищей Артузова и Эгунда, что их действия были ошибочными. Но они объясняли это тем, что хотели выяснить, из какой семьи был жабрей. И для этого им нужна была эта проститутка. А потом они охрану сняли бы.
— Жабрей? — Сталин выпустил клуб дыма. — Что за жабрей, это фамилия ящера?
— Жабрей, это муж жабы, как метко подметил один из наших молодых сотрудников, — отвечал Феликс Эдмундович, улыбаясь.
— Жабрей, — повторил товарищ Жданов и засмеялся.
Остальные товарищи тоже смеялись.
— В общем, предоставление охраны этой гражданке было ошибкой, три часа назад они уже убили за это Эгунда вместе с шофёром. Это было ответом на уничтожение группы их палача нашими молодыми сотрудниками, которые охраняли эту проститутку. Кстати один из сотрудников уже погиб. Второй сотрудник, товарищ Тыжных и сама женщина пропали. Связь у них была замкнута на Эгунда. Вот как выглядит обстановка на сегодня.
— Дело дрянь, товарищи, сейчас они могут взбеситься и устроят нам новый красный террор, как за ублюдка Урицкого, — сказал Киров.
— Да нет, Серёжа, не тот политический момент, — ответил Сталин. — Сейчас им не до того, тогда они были монолитны, едины, а сейчас они готовы уже друг друга рвать. Террора не будет.
— Да и не та фигура, этот Пильтус, нечета он Урицкому. И Яшке Людоеду он нечета, хотя Яшка Свердлов был большой фигурой, — размышлял вслух Фрунзе. — Но даже за него не стали массовый террор устраивать.
— Свердлов всем надоел своими кровавыми выходками, даже, как теперь принято выражаться, самим жабреям, вот они за него и не мстили. Они устали от него, а в нашем случае — повод: мы не дали свершиться правосудию. — Не сдавался Киров. — А под террор они разберутся с тобой, Феликс, Зиновьев изнывает от того, что у него нет ни одного силового ведомства.
— Я согласен с Иосифом, — сказал Дзержинский. — Террора не будет.
— Феликс, а ведь Сергей прав, ты у Зиновьева как кость в горле, — сказал Фрунзе. — Он попытается тебя убрать всеми способами.
— Троцкий не даст ему, — отвечал Феликс Эдмундович почти беспечно. — Ты, Миша, лучше подумай о том, чтобы Троцкий тебя не съел. Ты ж последний в РВС[24] из наших.
Дзержинский был прав, Фрунзе вздохнул, помрачнел:
— Товарищи, да чёрт с ними, я знал на что шёл, и готов умереть за революцию, но боюсь за свою жену. Они ведь и её убьют, показательно. Феликс, если меня убьют, ты пригляди за ней, отправь за границу.
Дзержинский невесело усмехнулся и указал пальцем на Сталина:
— Это к нему, Миша, потому что меня, скорее всего, убьют вперёд тебя. Иосиф или Сергей пусть обещают её спасти.