— Ну чего, чего вы, чай не зоопарк тут. Идите к себе. Это товарищ Катя, мы работаем вместе. Чего вы, сотрудников никогда не видели. Лупыдры таращите, словно в цирк пришли.
Кто-то принёс кусок сахара, а девушка, что сидела за столом с учебниками, звали её Валентина, вскочила и убежала, а когда вернулась, так принесла настоящую фарфоровую чашку с блюдцем и ложечкой.
Ракель Самуиловну усадили за стол, но чувствовала она себя странно, не то выставочным экземпляром, не то высокородной принцессой.
— А не плоха, краля-то у Свирида, — шептали семнадцатилетние рабфаковцы.
— Да уж не твоя Нюрка толстозадая, — со знанием дела шёпотом отвечали восемнадцатилетние специалисты, — краля класса люкс.
— Да, Свирид знает толк в кралях.
— Уж Свирид не промах.
Ракель Самуиловна эти разговоры слышала, слух у неё был острый, и оттого краснела немного. И удивлялась. Ей, женщине, которая всю свою жизнь слушала комплементы и объяснения в любви эти слова от деревенских ребят и ребят из городской бедноты казались честными и настоящими, хотя чуть напыщенными и наивными. Оттого она краснела и чуточку стеснялась. И попросила, наверное, от того же:
— Товарищ, Тыжных, садитесь рядом.
Свириду тут же был выделен стул, и он сел рядом с ней. И все, кто мог, уселись за стол. Все кому хватило кружек стали пить чай, но сахар, небольшой кусок, положили только товарищу Незабудке. А вот по баранке хватило всем собравшимся.
Ребята и пришедшие девочки стали болтать, задавать вопросы о работе. О планах. И один из ребят, одногруппник Свирида, по имени Яшка, спросил:
— Свирид, а ты политэкономию сдал?
— Нет. Не сдал, этот Вильчевский с меня с живого не слезал. Думал на этой неделе сдам, да не придётся. Уезжаю.
— Я просто с тобой хотел пойти, я тоже не сдал. А куда поедете? — спросил Яшка.
— По делу, — не стал распространяться Тыжных.
— Наверное, в мягком вагоне поедете, — мечтательно сказала Валентина.
— Ещё чего, деньги на ветер кидать, у меня лишних нету, — отрезал Свирид.
— Ну, нет, дорогой мой товарищ Свирид, — ласково улыбаясь, заговорила Ракель Самуиловна, — только в мягком, иначе я за восемь суток с ума сойду.
— Ну, значит в мягком, — согласился оперуполномоченный.
И тут то ли в припадке благодарности, а может от выпитой недавно водки, а может, чтобы смутить товарища Тыжных или ещё для чего, товарищ Незабудка обвила шею Свирида, и поцеловала его в левую щёку, а потом нежно стёрла рукой след от помады с его щеки.
Свирид окаменел от смущения, сидел и наливался краской, да такой густой, что веснушек не стало видно. А ребята за столом сначала замерли, а потом стали шушукаться и посмеиваться.
И чтобы прервать этот неловкий момент Свирид забубнил:
— Ладно, поздно уже, спать пора. Давайте разбредайтесь отсюда.
— Ишь ты, — ехидно заметила Валентина, — сидел-сидел и тут ему спать приспичило. Аж пунцовый весь стал, как спать хочет.
Ребята засмеялись.
— Зря ты Валька, я ж не в том роде, — оправдывался Свирид, косясь на Ракель Самуиловну, а та только улыбалась и цвела.
Тем не менее, ребята стали уносить стулья и расходиться. А к Свириду подошёл Васька Ярохин и тихо сказал:
— Слушай, Свирид, ты, конечно, спи у нас, а мы уйдём, вот только простыней у нас нет.
— Как же так нет, вам же комендант выдавал? — искренне удивился Тыжных.
— Да выдавать то выдавал, да мы их ещё в зиму на портянки извели, так что спи так.
— Вот дураки сермяжные, — огорчался Свирид, — ну как так можно, учат вас культуре, учат, простыни государство даёт, а они их на портяны пускают, эх вы, вам дуракам и в хлеву очень прекрасно будет.
— Да ладно, сейчас всё найдём, — обещал Васька и закричал, — Валька, Валька, дай простыню чистую. Товарищу Незабудке без простыни никак. Она на фронтах в телегах не валялась.
Когда почти все уже ушли, Валентина принесла чистую простыню и, вручая её Ракель Самуиловне сказала, с намёком едким:
— Самая чистая во всём общежитии, вам будет сладко спать на ней. Сильно только не пачкайте.
Незабудка улыбнулась и промолчала.
Когда Валька ушла, Ракель Самуиловна произнесла, застилая кровать новой простынёй:
— А вы знаете, товарищ Тыжных, что вы нравитесь Валентине.
— Я? Вальке? А кто сказал?
— Да мне один мерин наржал!
— Чепуха. Валька она боевой товарищ по учёбе. В учебном деле ей цены нет.
— Да? Ну-ну. Свет тогда потушите.
— Сейчас, — произнёс Свирид, поверил патроны в револьвере, запер дверь и подпёр стулом, выключил свет, подошёл к кровати, стянул сапоги и завалился на неё в одежде.
А Ракель Самуиловна скинула туфли, сняла платье, стала снимать чулки потом дорогущий французский пояс для чулок. Пояс был произведением искусства, нечто среднее меду кружевами и плотными резинками, что утягивали даму от пупка до верха бедра, придавая ей необыкновенную стройность. Оставшись в совсем лёгкой нижней рубашке, она подошла к окну на цыпочках и поглядела в темноту. Постояла и, не закрыв окна, пошла легла. И тут же уснула, за секунду, то ли от того, что не спала уже два дня, то ли от переживаний и ста граммов водки.