— Охота глянуть. Без меня не спрашивай, — продолжал ухмыляться товарищ Тыжных, садясь на пол и что-то там ища. — А пока иди чердак погляди.
— Не командуй.
— А я не командую, — заверил товарищ Тыжных.
— Ну, вот и не командуй, — завершил разговор товарищ Буханкин и пошёл искать лестницу на чердак.
На чердаке молодой оперуполномоченный ничего интересного не нашёл, хлам старый, да и того не много. Он спустился вниз и там, в пустой комнате обнаружил своего коллегу, который топором отковыривал трухлявые доски от пола:
— Даже не прибиты, — объяснял Свирид, приподнимая доску, он уже откинул пару досок попытался заглянуть под пол.
— Ну, что ты там обнаружил, товарищ Тыжных? — почти официальным тоном спрашивал Арнольд Буханкин.
— Да хрен его разберёшь, ни хрена не видать, лампу бы, — но ждать от коллеги лампы он не стал, запустил руку подпол, и тут же вытащил оттуда что-то.
Что-то неприятное, даже мерзкое, страшное. Товарищ Буханкин, англоман и оперуполномоченный, сначала даже не мог разобрать, что его коллега держит в руке, он морщился, пытаясь понять что это, но не мог. Это была и не пакля, и не потерявшая всякую структуру тряпка, а что-то иное, мохнатое и грязное. И никакой дедуктивный метод не давал знатоку детективной литературы ни одной подсказки.
— Что это за дрянь? — наконец не выдержал товарищ Буханкин.
А крестьянский сын Свирид Тыжных повертел то, что достал из под пола у себя перед носом, потряс этим немного, а потом небрежно кинул это на пол и сказал:
— Патлы бабьи.
Лёг на пол и снова запустил руку под пол. И достал ещё один клок женских волос, и снова полез, и стал доставать и доставать оттуда предметы женского туалета, кидал их в кучу. Тут было и нижнее белье, и рваные платья, и дешёвые ридикюли, и обувь и новые пучки волос. Куча росла, а Свирид всё шарил, доставал и доставал. Арнольд Буханкин сел рядом на корточки, и превозмогая брезгливость, стал раскладывать все, что находил Свирид по кучам, пытаясь как-то систематизировать находки. Платья к платьям, туфли к туфлям, бельё к белью, а волосы… Волосы он раскладывал так, чтобы пучки и косы не перемешивались. Ну, он пытался, во всяком случае, так всё разложить.
Они не заметили, как в дверях появился человек, был он одет макинтош, и в форме без знаков различия, был он не молод. Пришедший негромко сказал:
— Здравствуйте, товарищи.
Буханкин и Тыжных узнали его сразу, вскочили, вытянулись. А пришедший подошёл к ним и каждому пожал руку.
— Ну, что тут у вас? — спросил он.
— Вот товарищ, Артур, — немного волнуясь, показал на кучи Буханкин. — Обнаружили вот это.
— И что вы обо всём этом думаете? — спрашивал товарищ Артур, внимательно разглядывая кучи.
Арнольд замялся и поэтому заговорил Свирид:
— Думаем, что тут этот, жабрей… баб тут душегубил. Вон сколько их тут набил, — он обвёл рукой кучи. — Даже и сосчитать не можем их.
— Жабрей? Жабрей, что это значит, что за слово такое? — спросил товарищ Артур.
— Жабрей это… ну муж жабы, — пояснил товарищ Тыжных.
— Ах, вот как, понятно… Хорошее определение, верное, но вот в одном вы не правы, товарищ…
— Тыжных, — представился Свирид.
— Товарищ Тыжных, — продолжал пришедший. — У нас в СССР больше нет баб, у нас… — он замолчал, давая возможность продолжить молодому оперуполномоченному.
— Да, понял я, товарищ Артузов, у нас женщины.
— Верно, товарищ Тыжных, которых мы любим и ценим, они наши матери, боевые подруги и товарищи, и каждую из них мы должны беречь и уважать. Даже если они и оступились. Или встали на неправильный путь.
— Есть уважать и беречь женщин, — сказал Свирид.
— Товарищ, Артур, — заговорил Буханкин.
— Да.
— Нам бы МУР сюда позвать, не разберёмся мы тут без них, нет у нас методик, и мы с Тыжных не специалисты, я тут сижу и думаю, как всё здесь классифицировать, как подсчитать, сколько было жертв. Откуда они и кто.
— Товарищ… — Артузов замер, ожидая имени.
— Оперуполномоченный Буханкин, — представился Арнольд.
— Товарищ Буханкин, никого мы вызывать не будем, это дело секретное и государственной важности. Будем разбираться сами по мере сил. Хорошо, что эта женщина нам позвонила, а не в МУР. Кстати как вам она показалась?
— Редкая красавица, — сказал Арнольд Буханкин.
— Из эсеров она, и Савинкова знает, — бурчал Тыжных. — Раньше была, сейчас, вроде, член ВКПб. Да и то проверить нужно, не похожа она на нашу, больше на нэпманшу смахивает.
— Вот как, ну что ж, пойду, взгляну на нэпманшу, где она?
— В соседней комнате, с товарищем Эгундом, — доложил Арнольд.
— Здравствуйте, я Артузов, — поздоровался товарищ Артузов, входя в комнату, где были Ракель Самуиловна и товарищ Эгунд.
Он поздоровался за руку с Яном Карловичем, и сразу подошёл к дохлому ящеру, осмотрел его внимательно и констатировал:
— Опять серый.
— Да, той же породы, что и Яшка Свердлов, — тихо, что б не слышала товарищ Незабудка, — сказал товарищ Эгунд.
— Значит, жабрей нарвался на вас, — теперь товарищ Артузов говорил с Ракель Самуиловной, — а вы оказались из эсеров, товарищ…
— Незабудка, Ракель Самуиловна. Я из эсеров, но давно уже член ВКПб.