Сталь в бархате

Дарнок выглянул в отверстие, но, не обнаружив ничего достойного внимания, вернулся в палатку и подошел к Ресу, который продолжал свои прилагать все усилия для спасения танцовщицы. Он действовал очень быстро, иногда его движения были настолько молниеносны, что оруженосец не успевал за ними уследить. Едва Жанкита суетливо подала юноше таз для умывания с водой, как ранки уже были промыты, смазаны какой-то мазью и перевязаны неведомо откуда взявшимся чистым полотном. Затем рыцарь велел подать вина, высыпал в него какой-то серый порошок, размешал все тем же ножом и осторожно влил в рот зиняьнки.

Девушка, казалось, не дышала и была бледнее полотна, но Дарнок заметил, что у нее на лбу и над верхней губой выступила испарина которую Рес мгновенно промокнул своей кружевной манжетой и принялся нежно растирать руки и виски пострадавшей. Через несколько минут щеки танцовщицы порозовели, а дыхание стало уже заметным, хотя она по-прежнему не шевелилась и не открывала глаз.

– Вот и хорошо. Теперь она будет спать, а когда проснется, то о происшедшем будет напоминать только боль в щиколотке, – удовлетворенно сообщил своим помощникам де Вильен. – Я отнесу ее к соотечественникам, а ты убери тут все, Жанкита.

– А как же тиманец? – спросил встревоженный оруженосец.

– Я потолкую с ним на обратном пути, – поднимая на руки танцовщицу и направляясь с нею к выходу, небрежно бросил Рес.

И Дарнок не без злорадства подумал, что этот разговор для бритоголового заклинателя змей, наверняка, будет последним в жизни.

Но оруженосец ошибся. Рес передал спящую девушку ее соплеменникам и загладил грозивший разгореться скандал при помощи универсального средства улаживания всех конфликтов – звона золотых монет. Он потратил остаток ночи в тщетных поисках бритоголового заклинателя змей. Но тиманец предусмотрительно покинул лагерь. Вместе с ним бесследно исчез и силач Токвар.

Атавия. Турнирный луг

Состязание продолжалось уже насколько часов и Молена сильно устала. Она почти не слушала трубадуров. Мысли девушки были обращены к завтрашнему дню. Как бы не окончился песенный турнир, его результат не оказывал никакого влияния на ее судьбу.

Но вот зазвучал необыкновенно сильный и красивый голос и юная красавица невольно обратила внимание на певца. Высокий лысоватый мужчина с солидным брюшком, разодетый не хуже иного вельможи, сверкая драгоценными перстнями на пальцах, пел очередное восхваление. Он не смотрел на Молену, да и вообще ни на кого не смотрел, настолько был поглощен своей песней.

– Ниоло – Соловей, – шепнула на ухо девушки Далина, стоявшая за спинкой ее кресла.

Гарадиец в самом деле был великим певцом. Мелодия и слова его песни, сложенной в южных традициях, отличались изяществом и своеобразием, а голос затейливыми переливами напоминал соловьиные трели. Все вокруг замерли, с благоговейным восторгом слушая знаменитого трубадура:

Моей любви златое имя
Прославлю я среди нежных дев.
Я не сравню ее с другими,
Лишь для нее мой звучит напев.

Приказ очей волшебно-бездонных
Готов исполнить любой ценой:
Скитаться вдали от родного дома,
Терпеть и дождь, и холод, и зной.

Сложу к ногам прекрасной богини
Свой меч и славу, богатство и честь,
Твержу как молитву златое имя,
Улыбку ценю как благую весть.

Бутоны роз от стыда краснеют —
Шелк губ твоих во сто крат нежней.
Мои уста от восторга немеют —
Нет песни достойной красы твоей.

Но больше всех, слушая Ниоло-Соловья, волновался Дарнок. По совету Реса он должен был выступать последним, сразу после знаменитого певца. Он сложил красивую балладу о бедном рыцаре, безнадежно влюбленном в дочь могущественного барона, но теперь оруженосец чувствовал, что его песнь потеряется рядом с чудесным выступлением Ниоло. Ее слова были красивы и полны чувства, но голос Дарнока не шел ни в какое сравнение с удивительным голосом этого трубадура, не даром названным Соловьем.

В отчаянье Дарнок оглянулся, ища глазами Реса. Он и сам не понимал почему в последнее время в трудных ситуациях он обращался за помощью к юноше, даже в вопросах, которые, казалось, никак его не касались. И Дарнок очень огорчился, когда увидел, что табурет возле Молены пуст. А Ниоло уже раскланивался под гром аплодисментов и восторженных возгласов.

Сейчас объявят его, Дарнока, выступление. Может, отказаться? Еще не поздно подать знак Аме, что он не будет выступать…

– Что такое, Дарнок? – раздался за спиной знакомый голос и у оруженосца вдруг отлегло от сердца. – Трусите?

– Он лучше меня, – даже не оборачиваясь, ответил грустно Дарнок.