— Вы прекрасно знаете, что все это невозможно, — спокойно ответил Шиллинг. — В этом округе все стадионы принадлежат мне, или же хозяева их так или иначе со мной связаны. Ездить же через весь. Нью–Йорк вам обойдется дороже, чем платить мне.
Шиллинг был прав, и Кортнер знал это. Ясно одно: Шиллинг скорее пойдет на то, чтобы стадион пустовал, чем сбавит цену. Он не может позволить себе этого, даже если бы и захотел, ибо связан железными договорами с такими же спортивными дельцами, как и он сам. Директор клуба подумал о молодых людях и девушках, работающих на заводах и в конторах в районе «Черного Дракона». Этот стадион был для них центром притяжения, местом, где они два раза в неделю могли встретиться, поиграть в спортивные игры, потренироваться. Теперь такого места уже не будет… Непреклонность Шиллинга, наверное, объясняется еще и тем, что он понимает, какую роль играет рабочий спортивный клуб, И все–таки Кортнер решил попытаться еще раз.
— Может быть, вы согласитесь на рассрочку платежей? — спросил он. — Скажем, через девять месяцев, потом через год.
— Меня это не устраивает, — заявил Шиллинг. — Либо все деньги сразу, либо контракту конец.
Кортнер понял — Шиллинг заранее решил избавиться от рабочего клуба. Незачем продолжать разговор, который, видимо, тешил Шиллинга.
Кортнера охватил гнев. Он чувствовал, что вот–вот сорвется. Чтобы не дать Шиллингу по жирной физиономии, он встал, взглянул на Эрику, коротко поклонился и вышел.
Шиллинг проводил его насмешливым взглядом и, когда дверь закрылась, сказал довольным тоном:
— У меня этот Кортнер со своим клубом давно уже сидит в печенках. Спорт существует для состоятельных людей. И если тебе не хватает на хлеб, то нечего и думать о спорте. Это непреложная истина, а идти против истины — значат сломать себе шею.
— Но ведь они теперь остались без стадиона? — в голосе Эрики слышалось не то огорчение, не то удивление.
Шиллинг с любопытством взглянул на нее.
— Ну и пусть! Когда эти люди начинают объединяться, хотя бы даже в спортивный клуб, то это уже небезопасно. Сегодня они все скопом играют в футбол, завтра соберутся на митинг, а послезавтра выйдут с красными флагами на улицу. Знаю я эти рабочие клубы! Дохода никакого, а неприятностей целый мешок.
Шиллинг даже обозлился, — может быть, напрасно он разговаривал с Кортнером при Эрике? А впрочем, какое это может иметь значение?
— С ними покончено, — хлопнул он рукой по столу. — Перейдем к более интересным делам.
Он встал из–за стола, подсел поближе к Эрике и спросил:
— Вы помните Мери Гарден?
— Конечно.
— Какое она произвела на вас впечатление?
— Бегает неплохо, но ничего особенного.
Шиллинг подумал, словно высчитывая что–то.
— Вам придется еще раз встретиться с нею.
— Что ж, я готова.
Спортивный азарт девушки не встретил одобрения Шиллинга.
— А на этот раз, Эрика, — вкрадчиво начал он, стараясь говорить как можно ласковее, — все будет наоборот. Надо, чтобы вы проиграли.
Почему она должна проиграть? Наверное, она просто плохо поняла английскую речь Шиллинга.
— Простите, я вас не поняла.
— Да, на этот раз нужно, чтобы вы проиграли, а в следующий раз я позволю вам выиграть, и это долговязая Мери Гарден все сто метров будет видеть, только вашу спину.
Значит, она не ошиблась: она должна проиграть Мери Гарден.
— Но во имя чего? Зачем? Скажите мне, ради бога!
— Вы еще не совсем разбираетесь в настоящем спорте, Эрика, — пояснил Шиллинг. — Тут нельзя все время выигрывать, надо быть гибким, комбинировать, варьировать. Люди знают: вы не подведете. А что, если кто–нибудь догадается поставить на Мери Гарден именно в тот раз, когда вы проиграете? Представляете, как это просто и эффектно, как это поднимает спортивный интерес и вашу славу?
— Эрика вспыхнула и резко поднялась с кресла.
— Комбинируйте, как хотите, мистер Шиллинг, но я проигрывать не буду. Ваша длинная Мери Гарден никогда меня не перегонит! Никогда!
— Не горячитесь, девочка, — тем же тоном сказал Шиллинг. — Не понимаю, чего вы сердитесь? Ведь это обыкновенные любительские соревнования двух клубов, а не олимпийские игры. Вы ничего не теряете, а выиграть можете много. Имейте это в виду.
Это что еще за новая нотка? Эрика, ничего не понимая, пытливо взглянула на толстое, самодовольное лицо Шиллинга.
— Три процента, — сказал он.
— Какие три процента?
— Получите три процента от моего выигрыша. Это составит довольно большую сумму.