Стаб

— Ого, похоже, твоё «искусственное дыхание» взбодрило его даже сильнее, чем можно было ожидать. Давно уже он так не заводился. — Бэлар пошёл за мной, продолжая через плечо: — А тебе придётся вернуться в совещательный зал, Рэймс, там все тебя заждались. Передай, что я буду чертовски занят ближайшие несколько часов.

Обхохочешься просто.

Я не мог поверить, что всерьёз собирался пойти на мировую.

Трудно сказать, что в этой ситуации злило меня сильнее. Бэлар использовал меня как инструмент для мести, как и я его когда-то. Для мести тому же самому Рэймсу, которого я некогда собирался убить. Тогда почему я был в таком бешенстве?

Я не оборачивался, хоть и чувствовал, что Рэймс смотрит нам вслед. Возможно, даже ждёт, что я остановлюсь… чтобы поблагодарить за спасение, к примеру. Очередное.

Я изо всех сил стиснул руку Бэлара, словно такая ерунда могла причинить ему боль, и ускорил шаг.

* * *

Ближайшие несколько часов Бэлар был чрезвычайно занят, выслушивая не высокоинтеллектуальных баранов, а обычного — меня. Я опять безуспешно пытался объясниться ему в чувствах, в которых сам запутался, а он своими словами делал только хуже.

— Чего ты так распсиховался? В прошлый раз Рэймс вытащил тебя из печи, в этот раз из океана. Ничего не изменилось, так ведь?

В том-то и дело, что не так. Изменилось всё.

И я боялся в этом признаться даже самому себе.

— Ты слишком много думаешь, Габи. Расслабься и просто сделай так, как хочешь.

Я хотел убраться куда-нибудь подальше. Потому что, как выяснилось, я умел ненавидеть Рэймса только на расстоянии. Но стоило мне его заметить краем глаза, я превращался в восторженного сопляка, каким был пять лет назад. Вот только с тем отличием, что теперь я знал, что с этой восторженностью делать, а Рэймс не собирался меня отвергать.

— Я не знаю… не знаю, чего хочу, — признался я.

— Тогда подумай, чего ты не хочешь.

Много чего, на самом деле. Например…

— Становиться ликтором.

Бэлар развёл руками.

— Тут у тебя нет выбора. Ты победил, и я сдержу слово. Ты наденешь красный в любом случае. Уже просто потому, что этого хочу я.

— Я не победил, это была ничья.

Взгляд мэтра требовал объяснений.

— Рэймс спас меня сегодня, — сказал я. — В моей «победе» не было бы никакого смысла без его вмешательства. К тому же он не пользовался стабом и вообще вёл себя по-товарищески.

Бэлар облегчённо вздохнул.

— Я уж подумал, ты скажешь, что попался в свои же сети. Вместо того чтобы покорить Рэймса, сам влюбился в него без памяти.

Ну, что тут скажешь… Я попался.

Глава 19

В день отъезда я заметил мэтра за разговором с ребёнком, которого я так неуклюже попытался спасти. Бэлар гладил его по голове, и Ян ему улыбался, а когда подбежал я с очередными благими намерениями, весь напрягся, будто это я мог представлять опасность.

— Я думал, ты утонул! — воскликнул я, а рыжий поспешил обойти меня, на ходу бросая, что ему не велено разговаривать с незнакомцами. — Что? С незнакомцами? Я тебя, между прочим, спасти пытался, когда ты башкой вниз с обрыва сиганул!

— Зачем? — Он посмотрел на меня как на идиота. — Я отлично ныряю и плаваю. Под водой в том числе.

— А чего ты тогда сопротивлялся?

— Не люблю идти на поводу у всяких придурков.

Я провожал его взглядом, думая о том, что лично я только этим и занимаюсь.

— Габи, ты теперь жизнью рискуешь не только ради меня, но и ради милых мальчиков? Внешность у него интересная, согласен…

— Ты знаком с Яном?

— Тем пацаном, что ли? — Бэлар по именам помнил лишь нескольких людей. Он не знал, как зовут его же «вещи», что говорить о чужих. — Просто поболтали. Я попросил его не распространяться о том, что он видел на пляже.

Попросил не распространяться? Больше похоже на то, что он стёр ему память.

Такое возможно?

Я всерьёз задумался над этим, хотя мысль и была абсурдной. Стирать память? Не слышал, чтобы эниты такое умели. Даже сильнейший среди них — Хейз…

К слову о Хейзе и слухах. После возвращения в Бореалис, я ждал, что он заявится, возмущённый жуткой распущенностью Рэймса, и скажет мне, что я могу расслабиться: скрещивания не будет. Судя по напряжению, которое царило в особняке с момента нашего возвращения, Рэймс тоже этого ожидал. Может даже, собрал вещи, чтобы отправиться на фронт и попытаться искупить свой грех. Ведь, как выяснилось, он себя прекрасно чувствовал в жерле ада, а не в райских кущах. Ему уже давно не терпелось привести свою жизнь и мысли в порядок, а для этого ему нужна привычная, спокойная обстановка. Мясорубка войны, к примеру.

Наверное, именно об этом он мечтал, когда я поприветствовал его на следующее утро после происшествия и спросил, как ему спалось на тех самых простынях.

Судя по виду, не очень. Я подозревал, что с тех пор он вообще перестал спать. Работа в том виновата или я, но мужик стал ещё невыносимее, чем был раньше. Теперь к нему боялась подходить даже прислуга, хотя та и была вышколена служить капризным энитам. Рэймс стал агрессивнее, настойчивее в суждениях, беспощаднее с оппонентами на советах, провинившимися солдатами, оплошавшей «мебелью» или противниками.